Полет. (Бродячий пес и Уличный музыкант)

[Клеменс Крац]

Бродяга самозабвенно танцевал вальс на заснеженной площади. Редкие фонари разрывали черную ночь словно гигантские светила, а огромные хлопья снега придавали им совсем уж внеземной вид. Танец под серым небом и белыми звездами. Полет одинокого сознания в оглушающий тишине под аккомпанемент упавших под ноги мелких звездочек-снежинок. Легкие шаги, повороты, наклоны к воображаемой спутнице - полет души и тела.
Танец взывающий к кому-то далекому и так необходимому сейчас.
Только он и танец.


+ комменты
Критиковать сюда ---- ken-fujimiya.diary.ru/p88382957.htm


 

запись создана: 10.12.2009 в 17:20

@темы: Звук флейты доносится издалека, флейта ищет дорогу, жалобные звуки..., >Серый парад. Картина первая<, Снег

Comments

[Вольха Редная]

Желание скрыться от посторонних глаз навалилось как-то сразу и очень неожиданно. Стоя посреди людной площади, ища глазами нечто важное, ты вдруг ощущаешь острое желание исчезнуть, испариться, или провалиться глубоко под землю, только быть подальше отсюда.
Люди, люди, люди…Здесь везде люди. Они смеются, суетятся, плачут. Тихий смех, подобно хрустальному колокольчику, звенит, и разбивается с едва слышным вскриком, от удара о мостовую. Осколки разлетаются в стороны, окончательно погибая под тяжелыми шагами прохожих. И тогда ты слышишь, как тихонько капают слезы ребенка, потерявшего свое последнее сокровище.
Ребенка?.. Разве в этой толпе есть маленький человечек?..
Ты оглядываешься, в надежде разглядеть за сотнями пестрых фигур кого-то одинокого, кого-то хрупкого и беззащитного. В голове проносится тысяча мыслей о том, что малыш потерялся, и не может отыскать своих родителей. Он ужасно напуган и в смятение. Ты слышишь плач и говоришь себе – ему нужна помощь.
Среди толпы, среди одиноких фигур и шумных компаний ты рыщешь взглядом, в надежде увидеть первым, поймать… И вот твой взгляд выхватывает из толпы одинокую фигур. Тонкая, хрупкая тень в сером пальто. Среди всей пестроты площади серый цвет бросается в глаза. И ты замираешь, боясь пошевелиться. Это ведь должен быть ребенок. Маленькое и беззащитное существо. Но стоящая посреди площади фигура не детская… Возможно если осмелиться и протянуть руки, позвать, тихо прошептав одно единственное слово, способное пробудить в душе теплоту, высушить слезы. Одно слово.
Руки сжимаются в кулаки, и ты немного нервно дергаешься, не решаясь сделать и шаг. Назад, подальше от толпы, или вперед. Туда, где плачет ребенок, или поддаться своему страху и бежать прочь с людной площади.
Тонкие черты лица и огромные глаза, в которых стоят жгучие своим отчаянием слезы… Протянуть руку и заговорить с ней?.. Наверное это очень просто, сказать что-то важное, какое-то слово. Улыбнуться и… Ты смотришь в след удаляющейся фигуре и боишься двинуться, а вдруг испугается? Вдруг решит что ты хочешь обидеть…
Несколько маленьких шагов. А в голове туман – догнать, обнять, успокоить…
Но поможешь ли… Нужен ли…

Он много раз видел этот сон, наполненный отчаяньем и тревогой. Сон, переполненный тоской и острой болью, не только твоей. Просыпаясь, он каждый раз чувствует смятые простыни, и влажное от пота одеяло. Оглядываясь вокруг, стараясь глазами нащупать в темноте нечто важное, теплое, живое, он садится на смятых простынях, прижимая колени к груди, и замирает, не в силах пошевелиться. Этот навязчивый образ одиночества, пустоты и поиска преследует его во снах уже очень давно, будто подталкивая куда-то… Только вот куда… Возможно в той, прошлой жизни он оставил кого-то важно? Мужчину, женщину или… Юноша вскидывается, устремляя свой взгляд на плотно задернутые шторы, скрывающие полную луну обосновавшуюся на небе. Или же ребенок? В голове начинают кружиться в беспорядке мысли. Во сне был мальчик, совсем еще маленький, и такой беззащитный… Неужели в этой войне он его потерял?.. Или же оставил где-то, обещая вернуться, но потерял память и тот ребенок до сих пор его ждет… Но ведь прошло уже больше двух лет, с момента окончания войны и…
Юноша вздрагивает и прикрывает глаза. Ему просто необходимо понять, что это за сны, кто в этих снах так отчаянно его завет и почему он сам чувствует такую страшную пустоту в груди. Потеря… Это слово давно вертится на языке… Потеря, это страшно…

[Клеменс Крац]

Резкие движения, рывок, поворот и прыжок - не вальс, но тоже танец. Мерные движения множества человеческих тел, которые нарушаются одним стремительным бегом серой фигуры. Ему нет дела до других - он словно ртуть в своем, не по размеру большом, пальто стремится куда-то вперед. Люди на его пути шарахаются в стороны, дабы не быть сбитым, но это только подстегивает направляться в самую гущу. Он смеялся и словно ненароком задевал некоторых зевак и с наслаждением слушал свою красочную биографию и пожелания на будущее. Что ему общество? Что ему весь люди?! У него свой мир и свои правила, которые ждут за поворотом, капая сладким ядом.
Казалось бы всего лишь узкий закуток между двумя офисными зданиями на площади Перемирия, но именно здесь царит жизнь - настоящая, неприкрытая скатертью совести и приличия. Пять минут и Бродяга с довольным видом выскакивает обратно, маленьким ураганом пересекает площадь и вновь ныряет в щель.

Тихие переливы музыки. Запахи кофе, корицы и свежей выпечки. Немногочисленные посетители, половина которых из военного комиссариата, а худой парнишка, протирающий фарфор за барной стойкой, одаривал их резиновой улыбкой.
"Наверное это тоже можно назвать жизнью", - вздохнув оглядел помещение кафе.
Большие витражные окна, кофейные цвета отделки, дубовые панели, картины маслом, несколько столиков и стульев из резного дерева. В глубине помещения лестница ведущая в жилую часть дома, а под ней старое пианино. Возле стойки новенький музыкальный автомат, который от пинка всегда играл одну и ту же песню - автоматика, блин.
Вот и сейчас, пнув агрегат, парнишка погрузил всех в мир иной - прекрасный и невидимый, мир плачущей мелодии.

[Вольха Редная]

2.1
Какими бы страшными и реальными не были кошмары по ночам, с первыми лучиками солнца они исчезали, оставляя вместо себя лишь тоску, и тяжелый, свинцовый осадок в душе. Вот он спускает ноги с кровати, ощущая ступнями, мягкость ковра, делает несколько шагов к окну, вглядываясь в узкую щель между половинками, разглядывая еще темное небо, и ниточку рассвета на горизонте. Он тихо вздыхает, стремясь отгородиться от дурных воспоминаний о кошмаре, и от глупых мыслей об оставшейся в прошлом войне. Сейчас ему очень хочется света – настоящего, искреннего, теплого… Пальцы крепко сжимают кроя штор. Он так устал от электрических ламп, а потому, резкий рывок в стороны и в комнате становится немного светлее, но все еще недостаточно.
*Ничего, еще пол часа и наступит ранее утро,* - размышляет он про себя. - *Солнышко поднимется высоко, и согреет остывшую за ночь землю…*
Привычные, но любимые действия.
Принять контрастный душ, что бы проснулось тело. Поставить на огонь чайник с водой, ожидая пока он закипит, поискать в холодильнике завтрак. Найдя лишь овощи и фрукты, поругать себя за непредусмотрительность, и нарезать салат. Нарезать салат, разложить в вазе фрукты, не для кого-то, для себя, немного свежего хлеба, оставшегося с ужина, и теплое масло на блюдце. Тихонечко шурша на кухне услышать как закипает вода в чайнике, и заварить вкусный чай, который так приятно пить, наблюдая за рассветом. Казалось бы столько не нужны действий, которые можно было бы заменить более быстрыми и точными, но именно они создают рано утром в доме уют и покой.
Он сел на диванчик, стоящий на кухне, поджав под себя ноги, и обнял ладошками пузатую кружку, с ароматным свежим чаем. Солнышко медленно поднималось над горизонтов, освещая все вокруг, даря жизнь, надежду, тепло. Он склонил голову на бок и тепло улыбнулся рассвету.
-Добре утро, - едва слышный шепот, одними губами. – Так приятно наблюдать как ты пробуждаешь этот мир… Каждый раз это происходит по-разному, особенно красиво и трогательно. – он делает несколько небольших глотков обжигающе горячего чая и вновь заговаривает. – Вчера ты словно бы подгоняемое чем-то пронеслось над городом, я пытался уследить за тобой, но успел заметить какие-то расплывчатые образы. Торопилось… Позавчера я с наслаждением разглядывал твое медленное, ленивое пробуждение, оно завораживало красноречивостью образов и чувства которые появились меня тогда, не давали усталости взять верх надо мной весь тяжелый день. А сегодня?.. Ты словно непоседливый ребенок, проскальзываешь над городом, не давая уследить за собой, разглядеть очередной наряд… Я рад… Нет, я счастлив что могу наблюдать за тобой, любоваться и воспевать, пусть всего лишь в мыслях…
Он замолкает. Чтобы любоваться красотой нет необходимости в словах. Слова это помеха, тяжкие и грубые оковы, приковывающие человека к земле, не дающие взлететь, быть выше, свободнее, искреннее.
Немного погодя наступает позднее утро. За ним следует день.
Юноша медленно, не торопясь, шагает по улице, следуя уже хорошо известным ему маршрутом. Каждое утро он проходит здесь, разглядывая сонных людей, спешащих на работу, открывающиеся магазинчики, булочные, ресторанчики, рабочие офисы. Он наблюдает за тем как меняются на постах военные, обязанные следить за спокойствием в городе, и то как им зябко, и неуютно по утрам.
Да, сегодня действительно немного прохладно
Юноша останавливается перед яркой красочной витриной, с любопытством разглядывая ее Мягкие зверушки, куклы сидящие на маленьких стульчиках, за небольшими столиками, с плетеными ножками. Кукольные домики и еще множество забавных детских игрушек, представленных на обозрение прохожих. Что-то особенное есть в это витрине, привлекающее внимание. Он улыбается уголком губ, немного грустно пробегая взглядом по игрушками, и резко развернувшись, уходит, стараясь избавиться от вновь нахлынувших на него воспоминаний.
Дорога до театра от его дома никогда не занимает много времени, даже если юноша идет не спеша, разглядывая утренний пейзаж, или останавливаясь чтобы зайти в небольшую пекарню и купить себе свежих булочек к обеденному перерыву.

Лэна зашел в зал, где обычно ютились музыканты перед репетициями и выступлениями. Это было квадратное помещение, внушительных размеров, поделенное на двое драпировкой, темно-вишневого цвета. С одной стороны тонкой «стены» работники театра оставляли свою одежду для выступлений, личные вещи, инструменты, из-за отсутствия окна эта часть подходила больше всего. С другой же стороны они отдыхали, общались, репетировали, или просто обедали. Вдоль стены ютились небольшие столики и стулья, предназначенные для обедов, на против них располагалось огромное окно, с плотно задернутыми шторами, и по утрам Лэн первым делом распахивал их настежь, впуская в зал солнечный свет и тепло. Оставив кофр с инструментом на высоком круглом столе, а пальто на вешалке, юноша с удовольствием потянулся и направился к окну, с намерением впустить в помещение немного света.
*Вот сейчас, - размышлял Лэн, - я открою окно и поставлю на огонь чайник с водой, а когда он докипит, сюда вбежит Алан, как обычно с сияющей улыбкой, и начнет разливать по кружкам чай, предлагая шоколад ,который всегда носит с собой…*
Юноша рванул шторы в разный стороны, впуская в помещение солнечный свет. Сразу стало как-то очень тепло, и легко на душе, все мысли беспокоящие еще совсем недавно, ушли на второй план. Музыкант снова потянулся, подставляя лицо солнечным лучикам, на губах заиграла теплая счастливая улыбка и он замер на несколько секунд, позволяя теплу расползтись по телу.
*А вскоре после Алана подтянутся Токигава и Рене, - мысли текли лениво, - они всегда приходят вместе, потому что живут рядом, а их семьи уже давно дружат…Начнет тихая возня, каждый займется своим инструментом, вытащит из футляра, начнет протирать, настраивать…*
-Все как обычно, но чертовски приятно… - пробормотал он и довольно зевнув, развернулся спиной к окну.
Чайник только опустился на небольшую плиту, стоящую в углу, как дверь в зал скрипнула и по ступенькам сбежал вниз юноша, не старше 18-ти лет, светло-русые волосы коротко остриженные ежиком, горящие жизнью глаза и широкая открытая улыбка, освещающая все вокруг. Одет Алан был как всегда в черное пальто, с немногочисленными цветными нашивками, а на шею повязан шарф напоминающий радугу. Лэн приветливо улыбнулся юноше и помахал ему рукой.
-Лэн! – воскликнул вновь пришедший и бодро подошел к музыканту. – Я вижу готовишь чайник, это как здорово! Не успел позавтракать дома, так что мы будем сейчас есть вкусные горячие пирожки! – ловко выудив из сумки, висевшей на плече небольшой сверток, приятно пахнущий, он положил его на стол, и удалился в другую часть комнаты, чтобы раздеться и оставить свой инструмент. Алан играл на трубе, его музыка, как и он сам отличались особой подвижностью, и жизнерадостностью. Многие члены оркестра удивлялись тому, как даже самые тяжелые моменты своей жизни он встречал с широкой открытой улыбкой и неунывающим взглядом.
Через несколько минут Алан бодро вышел из-за драпировки и плюхнулся на стул, стоящий напротив того места где сидел Лэн и любовался городской площадью, быстро заполняющейся людьми.
-Тааааак, - протянул он и развернул свой завтрак, заполняя пространство, приятным ароматом свежей выпечки. Несмотря на то что сам музыкант уже завтракал, но этот теплый запах, напоминавший о беззаботном детстве, счастливых улыбках и смехе, вызывал желание съесть хотя бы один пирожок. – Мне одному будет много, - перед задумавшимся Лэном появилась большая ладонь коллеги с пирожком, - держи, и отказываться не смей.
Юноша улыбнулся в ответ благодарно и принял угощение.
Несколько минут они молча жевали каждый свой пирожок, запивая подоспевшим во время чаем, но все же у трубача не хватало сил долго молчать, и он вновь заговорил.
- Начал я разучивать новую пьесу, - с гордостью произнес он, - она очень сложная, - довольно кивнул юноша, - и красивая! Думаю за пару недель одолею, и представлю на ваш суд.

[Вольха Редная]

2.2
Лэн вскинулся, разглядывая жизнерадостное лицо Алана. Мальчишка был всего на полтора года младше него самого, но казалось иногда что между ними целая пропасть. Алан не участвовал в войне, потому что тогда очень болел, как сам он рассказывал, он не мог ходить, какие-то проблемы с суставами. Тогда в возрасте 10 лет его родители подарили ему трубу, единственный инструмент, который смогли найти в клубе той небольшой деревушке где они жили. И в то время пока сверстники мальчишки бегали по улицам, дрались и гоняли голубей, он упорно занимался, ощущая что труба это единственный его верный друг и соратник, который не оставит даже в трудную минут.
Когда началась война, в армию его не взяли по двум причинам, во-первых он был еще несовершенно летний, но и на это правительство могло закрыть глаза, ибо люди в бою были нужны как никогда, но суставы, совсем недавно начавшие приходить в норму, все же подводили мальчишку и он мог внезапно, идя по улице, упасть и беспомощно сидеть, не имея возможности подняться на ноги. Со временем этот недуг отступил, хотя еще изредка напоминал о себе. А потому во время войны Алан изучал музыку, в мирной части страны, и проклинал себя за беспомощность, и невозможность защищать родину.
Когда его впервые увидел Лэн, он пришел устраиваться работать в театральный оркестр. Одет он был просто и немного странно, что вызывало некоторые смешки за спиной. Впрочем то что увидел у него во взгляде музыкант, заставило уважать трубача. Уверенность в собственных силах, жажда жизни и доброта. Лэн был одним из тех кто проголосовал за принятия юноши в состав оркестра, хотя многие говорили что паренек слишком самоуверен и еще молод. Сначала Алана приняли на временную работу, надеясь что вскоре появится более опытный, талантливый трубач, обладающий мастерством исполнения, но все те кто приходил после и в подметки не годились жизнерадостному и открытому Алану, любящему свой инструмент как никто.
-Оу, Алан, и что же это за пьеса? Мне любопытно было бы услышать хотя бы кусочек в твоем исполнении.
-Нееет, - протянул трубач, отхлебывая чай из чашки. – Это пока секрет, а вот когда я буду уверен в своем исполнении, ты, Лэн, первый кто услышит ее…
-Ну хорошо, - понимающе кивнул музыкант, отставляя кружку в сторону и сладко потягиваясь.
Алан болтал без умолку, веселя Лэна и прибавляя ему сил, для будущей репетиции. Вскоре начали подтягиваться остальные члены оркестра и было уже не до разговоров, все спешили расчехлить инструменты и отправиться в большой зал, где их уже ждал дирижер. Новый день, полный забот и музыки начался.

[Вольха Редная]

3
На улице уже смеркалось, когда члены оркестра начали расходиться по домам. Они не торопясь собирали свои вещи, упаковывали инструменты в чехлы и кофры, радостно улыбались, обсуждая прошедший день. Дирижер, провожая всех своих подопечных бодрым «до завтра», улыбался. После войны трудно было собрать оркестр из профессионалов, способных слаженно работать друг с другом, все как-то не клеилось, мелкие ссоры, раскалывающие коллектив на кусочки, делая всех нервными, грубыми, озлобленными. Но с тех пор, как из неоткуда появился Лэн и Алан все изменилось. Оба этих юноше не были похожи друг на друга, если трубач человек открытый, добродушный и веселый, то скрипач почти полная его противоположность. Он очень тихий, можно сказать что даже робкий. От него исходит какая-то неясная доброта, тепло, искренняя любовь к музыке и людям, но в тоже время он очень закрыт от посторонних. Если ему грустно, то весь оркестр чувствует это в его музыке, и в этот день склоняется к лирическому исполнению пьес, если он счастлив, то и все остальные более оживлены в своей игре. Лэн концертмейстер, первая скрипка и замена дирижера, если тот вдруг не сможет присутствовать на выступление или репетиции. Он задает направление куда двигаться всем музыкантам, как исполнять то или иное произведение, но он слишком закрыт, и это иногда смущает.
Алан же наоборот, он никогда не впадает в уныние, и если вдруг ему грустно, то звуки трубы становятся ярче, громче, выразительнее, будто он умеет заменять грусть на радость, не заставляя себя, а вполне естественно. И частенько юноша помогает Лэну приободриться, они отлично друг друга понимают и ощущают настроение, частенько скрипач перенимает живость настроя Алана, или же наоборот – трубач тормозит, и выходят более лирические, нежные нотки.
Все остальные следуют за ним самим, Лэном и Аланом, негласно объявив их ведущими в своей маленькой «семье». Дирижер был мужчиной в возрасте, а потому, прожив долгую жизнь, и пройдя множество невзгод он умел разбираться в людях.
«Эти двое, - думал он, - вдыхают жизнь в нашу музыку. Каждый по своему, в меру того, как он чувствует мир… Да, остальные участники оркестра не менее уникальны, музыка каждого из них ни с чем не сравнима, без каждого из этих людей наша «семья» была бы не полной, но все же Алан и Лэн ведущие, и этого у них не отнимешь…»
После войны людям, живущим в этой стране оставалось не так много радостей, и музыка одна из них. И это замечательно что есть те, кто могу преподнести ее именно так, как и должно быть.

***
Он брел по улице, сжимая в правой руке ручку кофра, ощущая его приятную тяжесть. Выложенная камнем мостовая освещалась тусклым светом фонарей, впрочем света выскальзывающего из многочисленных заведений, вполне хватало чтобы праздно прогуливаться, и наблюдать за медленно засыпающим городом. Лэн вздохнул, кутаясь плотнее в пальто, и зарываясь носом в черный шарф, обмотанный вокруг шеи. Вокруг столько веселых огней, счастливых лиц, и красоты. Скрипач остановился, прикрывая глаза и довольно вздыхая. Сейчас ему было как-то до ужаса спокойно, легко и уютно, вот здесь, посреди улицы, где полно незнакомых людей… В чужой стране…
Хотелось чего-то… Лэн открыл глаза и с огляделся. Сейчас, без промедления, что б просто появилось перед глазами, и оказалось именно тем самым! Винный магазин, бутик с одеждой, украшения… Кофейня… Уютное место, не смотря на то что немного шумное, так ему показалось, пока он стоял и разглядывал заведение снаружи. Покрепче сжав в руке ручку кофра, скрипач не думая не секунды зашел внутрь, и тут же занял столик у самого окна. Уложив кофр на соседний стул, скрипач скинул пальто и шарф, оставаясь в мягком вязанном свитере, наверняка в ручную и простых брюках, сшитых на заказ. Лэн весьма сильно выделялся среди посетителей этого заведения. Смуглая кожа, темные волнистые волосы, подстриженные коротко, но в некоторых местах успевшие отрасти, темно-карие глаза, с золотистыми прожилками и тонкие губы. Он был красив, бесспорно, но восточная внешность выдавала в нем иностранца, или хотя бы метиса. Расправив немного уставшие плечи, Лэн откинулся на спинку удобного кресла и разглядывая вид за окном ожидал официанта с меню.

[Клеменс Крац]

Он понимал, что бессмысленно обвинять в своем плохом настроении окружающих, но ничего не мог с собой поделать - его бесили счастливые посетители кофейни "Мокко". О да, ведь скоро рождество и все прям не чувствуют земли под ногами от счастья! Это самый извращенный способ испортить ему настроение на весь день! Нет, он не был завистником влюбленным парочкам и шумным компаниям, просто это его банально раздражало. Или все же был?...
Раздраженно, передвинув сигарету в другой угол рта, Бродяга зыркнул в сторону Марцеллуса, хозяина заведения, который словно приклеенный следил за сигаретой, за ее перемещением – туда-сюда… Выкуси! Он мог курить во время работы благодаря своему таланту в приготовлении кофе, чем пользовался без конца и зазрения совести.
Они были такими разными, но все же умудрялись уже два года относительно мирно сосуществовать и даже общаться. Бродяга готовил потрясающе вкусный кофе, пек булочки из воздушного теста, иногда обслуживал посетителей и жил на верхнем этаже. Был же он маленького роста (всего 165 сантиметров), худенький, с жиденькими пепельными волосами, вечно зализанными в конский хвост, достигавшим середины бедра, тонкие черты лица и высокие скулы, серые глаза и большой рот – серая мышка, как иногда говорили. Марцеллус же был хозяином, но любил общаться с посетителями, правда, это ограничивалось простым обслуживанием без лишних слов. В свои 38 лет он уже имел скверный характер, два метра роста и белоснежную седину в черных, уложенных волосах. Игривые глаза и вечная щетина, якобы добавлявшие шарма, лишь плодили слухи о его бурной личной жизни.
Веселый перелив колокольчика над дверью заставил обоих вздрогнуть и разорвать зрительный контакт. Новый посетитель буквально приковал взгляд Бродяги.
«И вот почему я таким не уродился?! А еще и музыкант… Скрипач? Крууут! Но и я парень не промах, хехехе.»
С довольным лицом подхватив меню и, перекинув через руку белое полотенце, направился к столику. Музыка, лившаяся из автомата, плавила кости и разум, превращая простые движения в танец. Есть музыка и красивый гость, которые давали хорошую возможность вернуть внутреннюю стабильность. Низкий голос, обходительные манеры и небольшой наклон к гостю, как бы заглядывая – а вдруг что-то упустит?
И в тот момент произошло то, что происходило закономерно раз в месяц – в ресторане потух свет. Завсегдатаи уже не удивлялись этому и в шутку называли это «вечерами романтики». Тогда хозяин зажигал на столиках свечи, а генератор в подвале поддерживал работу автомата и кофейного аппарата, бар был заставлен потекшими свечками и арома-лампами – этот вечер решил порадовать редких счастливчиков.
Первым звуком в тишине стал нервный смешок Бродяги. Ловко зажегши свечку он ободряюще улыбнулся гостю. Оставив хозяина хлопотать в зале, направился зажигать бар и наполнять лампы цитрусовыми, и хвойными маслами.

[Вольха Редная]

4
В кофейне оказалось спокойно. Немногочисленные посетители тихо переговаривались, и их нестройные голоса сливались с приглушенной музыкой доносившейся из музыкального автомата. Лэн задумчиво обернулся, смерив взглядом музыкальный автомат, сначала он решил подойти к нему и поставить другую мелодию, но увидев направившегося к нему официанта с меню, передумал, сначала кофе, а потом и все остальное.
Некоторое время он глядел в окно, любуясь тем, как нежные снежинки медленно сыпятся с неба, покрывая каменную мостовую своими хрупкими тельцами, как погребают под собой уже пожухшую траву в клумбах, и увядшие цветы. На город наступила зима, укутывая свои новые владения снегом, бережно, с любовью…
Скоро Рождество…
Лэн мягко улыбнулся, предвкушая дни когда начнется праздничная суета, лавки, магазинчики и рестораны начнут украшать в рождественском стиле, и можно будет перед входом в каждый дом увидеть чудеснейший веночек, с ангелочками и ленточками. Да, он любил рождество как никакой другой праздник, и с нетерпением ожидал этих веселых и светлых дней. В театре вскоре начнутся репетиции рождественских мелодий. Их оркестр вновь позовут в церковь чтобы отрепетировать с местным хором несколько традиционных хоралов, а он, сидя рядом с этими странными святыми людьми, вновь ощутит небывалый прилив сил и доброты, нежности и терпения. Рождество праздник светлый, не похожий на другие. Гуляя по городу в эти светлые дни он любовался тем как счастливые румяные дети играют в снежки, строят снежные крепости и лепят снеговиков. Дети любят этот праздник так же как и он сам. Ожидая подарки и сюрпризы, приготовленные родителями. Все так добры друг к другу, множество улыбок и смеха… Музыкант мечтательно улыбнулся, и вскинулся, удивленно разглядывая склонившегося над ним официанта, он хотел было заглянуть тому в глаза, но свет как-то очень внезапно погас, и юноша вздрогнул, резко отодвигаясь от стола.
Он боялся темноты. Рука дрогнула, и пальцы до боли впились в подлокотники кресла. Но тут же, как-то очень неожиданно его вырвал из собственных страхов смешок, показавшийся через чур громки и настоящим в нависшей над ним темноте, и тут же зажглась свеча, стало светлее, а на столе прямо перед скрипачом лежало меню. Юноша удивленно хлопал глазами, понимая что чувствует сейчас себя ужасно глупо, и криво усмехнулся, подшучивая над самим собой.
*Как ребенок пугливый, право слово, стыдно, молодой человек. Стыдно…*
Быстро оглядев предлагаемые напитки, Лэн остановился на кофе, состав которого напомнил ему о жарком востоке и бескрайней пустыне. Юноша улыбнулся, и помахал рукой официанту, подзывая его к себе.

[Клеменс Крац]

Заказанный кофе немного смутил Бродягу. Рецепт этого кофе он привез из южной страны и по настоянию хозяина включил в меню. Процесс приготовления был длительным и трудоемким – в отличие от остальных этот готовился не в кофейном аппарате, а в медной турке. Зерна же размалывались в ручную фарфоровыми ступкой и пестиком, а прежде чем высыпать в турку держались над открытым огнем. Стараясь не отходить от старого рецепта арабов, Бродяга довел весь процесс практически до шоу. И когда этот кофе все-таки заказывали, то непременно делал все это на стойке – предварительно встав на небольшой табурет. Вот и сейчас, стоя в окружении больших белых свечей и арома-ламп, вытворял с посудой что-то невероятное.

[Вольха Редная]

5
Сделав заказ официанту, Лэн сонно зевнул и упершись подбородком в ладонь, замер, разглядывая романтическую атмосферу, воцарившуюся в кофейне. Тепло и уютная, обволакивающая тишина, воцарившаяся здесь, понемногу усыпляла музыканта, заставляя зевать все чаще. Впрочем, даже задремать он не успел, потому что его внимание привлек бармен, начавший приготовление чего-то непонятного. Он подогревал какие-то ингредиенты в турочке, потом пересыпал их чашечку, затем брался за другую посуду… Скрипач словно завороженный наблюдал за происходящим, про себя замечая что скорее всего это один из новомодных коктейлей, которые часто заказывают посетители подобным мест. И он даже представить себе не мог что на самом деле это именно тот кофе, которого он ожидал с таким нетерпением.

[Клеменс Крац]

Бродяга уже успел понять, что на приготовление этого кофе у него уходит одна сигарета. Добавив в кофе ложку апельсинового сока, стал осторожно выливать его в большую фарфоровую чашку. Последний штрих - растопленный шоколад на ободке кружки так, чтобы он стекал по внутренней стенке. Закончив приготовление с последней затяжкой и, сунув в рот новую сигарету, стрельнул глазами в сторону иностранца. Выпустив дым через нос, Бродяга самодовольно улыбнулся, но из-за не по-детски большого рта это смахивало больше на оскал.
Подхватив поднос с кружкой дымящего кофе, он неторопливо направился к столику в сопровождении шлейфа запахов: хвои, цитрусовых, немножко герани и восхитительного кофе.
- Прошу, ваш кофе.

[Вольха Редная]

6
Лэн вскинулся, благодарно кивая официанту, за принесенный кофе. Необычайно свежий, и сладкий аромат заставил его с любопытством заглянуть в кружку. Юноша разглядывал содержимое своего заказа – темный кофе, с тонкими светлыми прожилками, белый фарфор, покрытый тонким слоем шоколада, и не смог сдержать довольной улыбки, в которой уже можно было разглядеть предвкушение.
-Оу, - музыкант вскинулся, приветливо смотря в лицо парня-официанта, принесшего ему ароматный напиток, - я не успел заметить в меню, есть ли у вас булочки с корицей? – он улыбнулся, вспоминая, что хотел сегодня съесть именно свежих булочек, за чашечкой крепкого кофе. – Если да, то не могли бы вы принести мне их?...

[Клеменс Крац]

Левый глаз нервно дернулся, рука с подносом напряглась и поднялась в замахе. Тихий смешок слетел с губ и рот наполнился ядом. Но в какой-то момент бродяга понял что творит и замер.
"Какого черта я делаю?! Он не тот, на кого стоит тратить силы! Он вообще не при чем! Так какого я... Он не должен был так со мной поступать! Хе-хе..."
Ловко крутанув поднос в руке и поклонившись, он быстро скрылся за стойкой. Шарахнув по кнопке разогрева, плюхнулся прямо на пол нервно куря. Все его действия не укладывались в привычный, рваный ритм - сегодня же он был бешеным как дикий пес во время травли на королевской охоте.
Ровно через 30 секунд выхватив тарелку из печи и незамедлительно отнес, попутно попрощавшись с уходящими гостями. Улыбнувшись открытой улыбкой, он показал немного длинноватые, для людей, клыки.
"Как тебе такое? Я умею хорошо готовить, хе-хе!"

[Вольха Редная]

7

Музыкант уже давно погрузился в собственные мысли, наполненные планами о предстоящем концерте и о том, что в период праздников нужно сделать подарок детям, нуждающимся в этом… Рождество такое удивительное время, когда ты чувствуешь необходимость сделать как можно больше добра… Лэн замер, удивленно глядя на тарелку с булочками, появившуюся перед ним, он не ожидал этого, а потому еще не успел вынырнуть из омута собственных мыслей, и лишь благодарно кивнул официанту.
Он еще долго сидел за столиком в уютном кафе, разглядывая медленно падающий снежок, и яркие огоньки позднего вечера. Сейчас мир казался таким безмятежным, незатейливым, простым, кажется что остается лишь наслаждаться жизнью, решая какие-то мелкие проблемы, совершенно незначительные в общем потоке, но все же нечто не дает покоя. Что-то внутри всколыхнулось, и словно укололо. Лэн тихонько, немного грустно выдохнул и помахал рукой официанту, подзывая его к себе.
-Счет, пожалуйста, - тихо произнес он, поднимаясь из-за столика и начиная заворачиваться в теплый шарф, и набрасывая на плечи пальто.

[Клеменс Крац]

Когда за последним посетителем закрылась дверь и отплакали последние восковые слезы свечи – наступила обманчивая тишина зимней ночи. Неожиданно всю прелесть момента разорвал скрип сдвигаемой мебели. Очень скоро середина зала оказалась свободной для «редких приступов нежности», как называл их сам Бродяга.
- Ми-ирек, - тихий низкий голос словно звал своей глубиной. Марцеллус стоял посередине и протягивал руку навстречу дикому, злому псу. Привычная смешинка исчезла из глаз, оставив после себя пустоту в которой плескалась грусть.
Бродяга уже привык к этому сокращению, хоть и не любил свое имя в принципе. Выскользнул из-за бара и неуверенно остановился возле руки, стараясь не выдать бушующих в нем эмоций. Сценарий вечера на двоих был известен вплоть до вздоха, жеста, взгляда… Вот и сейчас, прижимающиеся друг к другу, двигающиеся в одном им известном ритме танца, они отрывали от своих душ куски и отдавали другому. Бродяга – боль, злость, страсть, дикость и свободу, которые хлестали через край. От своего партнера он получал так не достающие ему спокойствие, хладнокровность и ясный ум.
Весь этот танец обмена эмоциями длился в ритме падающих снежинок, позаимствовав их неторопливость, плавность и холодность тел.
Это длилось вечность.
Это пролетело в миг.
Время с ними не считалось.

Морозный воздух сковывал легкие и выбивал из глаз фальшивые слезы. Шагать, по мощеному булыжником тротуару, было необычайно легко, а редкие прохожие не вызывали никаких эмоций. На центральном бульваре пахло спокойствием и немного ленью.
Было уже далеко за полночь, когда тень скользнула в переулок, где собиралась одна из банд города. Чувствуя исходящий запах крови от малолеток, она незаметно скользила в ночной темноте никем не замеченная. Когда же она дозволила увидеть себя, то всё, что довелось рассмотреть – это ковбойские сапоги, серое армейское пальто и стетсон, надвинутый на лицо. Плавным движением тень выхватила из-под плаща обрезок стальной трубы и прыгнула в самую гущу.
Танец тел. Рваный ритм. Запах крови. Редкий аккомпанемент чьих-то вскриков. Тень любила агрессивный танец битвы. Ведь это тоже танец?

[Вольха Редная]

8.1
Лэн
Музыкант неторопливо брел по безлюдным улицам, любуясь тем, как хрупкие снежинки укрывают своими телами каменную мостовую. Жители города давно уже разбрелись по домам, проводя этот теплый и уютный вечер со своими семьями, лишь редкие прохожие торопливо вышагивали по проспекту, сторонясь одинокого юношу.
Он остановился на перекрестке, раздумывая, сразу ли идти домой, или можно было бы зайти в парк, раскинувшийся неподалеку, побродить там немного. На улице похолодало, и снег, сыплющийся с неба, стал жестче, и мельче. Лэн недовольно выдохнул, понимая, что такая погода вредна инструменту, а значит, прогуляться ему не удастся.
-Тогда, - пробормотал он, по привычке самому себе, - завтра я обязательно схожу в парк, полюбуюсь деревьями, укрытыми снегом. Наверняка после такого снегопада за день успеют сделать снежные фигуру, и выставят ледяные статуи.
Юноша улыбнулся, и поежился – стало холоднее чем когда он выходил из кофейни, а значит необходимо поторопиться. Дорога была пустой, и музыкант безбоязненно шагнул вперед, намереваясь е перейти, как вдруг его осторожно, и очень неуверенно подергали за рукав пальто. Лэн с недоумением обернулся, разглядывая остановившую его фигуру.
Девочка, которой не дашь больше 12 лет, тепло укутанная в зимнее серо-желтое пальтишко, на голове смешная шапочка, напоминавшая колпак маленького шута, а в руках мягкий шарф, в который она неумело и любовно что-то завернула.
-Простите, - прошептала девочка, смотря прямо в глаза юноши, большими карими глазами, в которых стояли слезы. – Простите, - повторила она, когда увидела на лице Лэна недоумение.
*Малышка в такое время гуляет одна? - удивился музыкант, и повернулся к девочке лицом*
-Что ты делаешь одна на улице в такое время? Ты потерялась?
Девчушка выдохнула, словно набираясь духу, чтобы сказать и тихонько произнесла.
-Нет, я живу совсем близко. Вооон в том доме, - она указала на невысокий четырех этажный дом, в котором жили военные и их семьи. Лэн отлично знал это потому что сам проживал в соседнем доме, выстроенном для военнослужащих.
-Как же тебя выпустили так поздно на улицу? – прищурился юноша, подходя ближе к малышке.
-Мама меня домой не пустила, - пробормотала девочка, хлюпая носом, и смотря на собеседника.
-Вот как, - нахмурился юноша, присаживаясь на корточки рядом с ребенком. – И почему же она тебя не пустила?
-Из-за него, - девочка приблизилась к музыканту, доверчиво протягивая руки с шарфом, в котором кто-то попискивал и ворочался. Шарф был сложен на манер гнездышка для птиц, и в глубине лежал маленький пушистый комочек, очень напоминавший недавно родившегося котенка.
-Ох, и кто же тут у нас?.. – произнес ласково Лэн, склоняясь над животным.
-Это… Он… Я нашла его сегодня днем, кто выбросил, и он чуть не замерз! – воскликнул ребенок с искренним негодованием. – Он уже едва двигался, когда я его увидела…
-Ты его отогрела, а мама не разрешила оставить?.. – тихо спросил музыкант, касаясь кончиком пальца спинки маленького, и хрупкого зверька.
-Нет, - покачала головой девочка. – У него глазик, - она ловко перевернулся животное мордашкой к Лэну и тот увидел что у котенка прорезались глазки совсем недавно, но видимо из-за того что его выбросили на улицу столь рано, попала грязь в один глазик, он загноился, и выглядел сейчас весьма неприятно и безнадежно. – Вот… А мама сказала что он больной и мы заразимся, велела выбросить его, но я не могу.. Он ведь совсем маааленький, и погибнет один ночью, - девочка шмыгнула носом, стараясь не плакать, но все же слезы катились по ее щекам.
Она вскинулась, смотря прямо в глаза скрипача, и прижимая котенка к груди.
-Возьмите его себе! Пожалуйста! Вы ведь взрослый вам все-все можно! – она сделала еще шаг навстречу Лэну и оказалась совсем близко, юноша ощутил, какое от нее исходит тепло и волнение за жизнь маленького питомца.
*Взять себе? – пронеслось в голове.*
-Пожалуйста, - повторила девчушка, и тихонько всхлипнула. – Он ведь маленький, беззащитный.. Таких нужно оберегать…
Лэн выдохнул, и кивнул, стягивая с шеи шарф, и осторожно, боясь сделать что-то не так, вытащил котенка из согретого гнездышка.
-Я его возьму, и вылечу, но только с одним условием, - произнес он смотря в глаза ребенку, девочка насупилась, продолжая прижимать шарф на шею, будто еще ощущала зверька в воих руках.
-С каким?... – недоверчиво поинтересовалась она.
-Ты обязательно нас навестишь… - засмеялся Лэн и погладил разволновавшегося кота. – Больным нужно чтобы о них помнили и навещали, тогда они поправляются быстрее.
Ребенок просиял, быстро кивая.
-И котята тоже?
-Да, и особенно котята.
Она засмеялась и вытерла маленькой ладошкой слезы, застывшие на щеках.
-Я обязательно навещу его! Только я не знаю где вы живете…
Лэн улыбнулся, дивясь такой наивности ребенка, способного к состраданию и любви. Зачастую взрослые. Проповедую любовь к ближним своим, и животным в том числе, проявляют удивительную жестокость и равнодушие. А дети, они способны на добрые поступки, не ожидая ничего взамен, не рассчитывая на благодарность. Музыкант мягко улыбнулся и поднялся на ноги.
-Я живут вооон в том доме, - он махнул рукой на небольшое строение, напоминавшее по стилю дом малышки. – На третьем этаже. Там только одна квартира. Заходи как-нибудь навестить нас…
Девочка радостно закивала и нахохлившись побрела к дороге. Лэн с улыбкой наблюдал за ней, думая что сейчас ребенок похож на маленького воробушка, замерзшего на улице. Музыкант нагнал ребенка и настоял на том, чтобы проводить малышку до дому, время позднее и на улицах не безопасно. К тому же им по пути.
Зверек, завернутый в согретый скрипачом шарф сопел, ворочался, толкался лапками и жалобно мяучил, впрочем как только теплая ладонь Лэна поглаживала ему спинку, котенок замолкал, лишь тихонько сопя и изредка вздрагивая.

[Вольха Редная]

8.2
Рихард Вильгельм Вольфштадт

Рихард шел по коридору, в ванную. Его гнало туда непреодолимое желание смыть с себя чужую кровь и рвоту. Проходя мимо зеркала он на секунду остановился, чтобы посмотреть на свое отражение. Лицо молодого человека исказила гримаса отвращения, губы изогнулись в мерзкой полуулыбке. Да, он ненавидел оружие ближнего боя именно потому, что при поражении, цель может окатить его всевозможными жидкостями, начиная от крови из раны, заканчивая тошнотой, именно так как случилось сегодня. Рихард поморщился от мерзкой вони, исходившей от него.
Дверь ванной он всегда оставлял открытой, несмотря на то, что часто было холодно принимать душ. Мужчина обладал хорошим слухом и если дверь ванной была открыта, то даже с включенным душем он мог услышать, если кто-то открывал дверь в прихожей.
Рихард резко рванул черную футболку, которая сразу же порвалась ровно посередине, с неприятным мокрым треском. Он бросил все что осталось от рабочей одежды в корзину специально для вещей, которые непригодны для носки. Молодой человек стянул джинсы, повертел их в руках и с некоторой досадой отправил их в корзину.
Полностью освободившись от одежды Рихард залез в ванную и встал под горячую струю душа. Да, именно под горячую. Для любого другого вода показалась бы через, чур, горячей, но не для него. Издержки профессии – испорчена и почти полностью уничтожены нервные окончания.
Он закрыл глаза и подставил лицо острым струйкам воды. Грязь, кровь и пот медленно смывались горячей водой, сбегая по телу темной водой. Не открывая глаз, Рихард нащупал переключатель и резко повернул его влево, из душа полилась холодная вода. Вздрогнул. Потом он еще несколько раз вертел переключатель, ловя то холодные, то горячие струйки воды. Его любимая процедура после работы – контрастный душ. Отмывшись, мужчина выключил воду и вылез из ванной. Прислушался. В квартире царила абсолютная тишина. Молодой человек вытерся любимым синим полотенцем, обмотался им вокруг пояса и вышел в прохладный коридор. Остановился в нерешительности, не зная куда ему идти. Глаза бегали по коридору, гостиной, не на секунду не останавливаясь ни на одной вещи, ни на одной тени. Блуждающий взгляд искал, то, чего не должно быть здесь. Но все было как всегда. Входная дверь. Коврик. Ботинки. Три пары. Для работы. Для прогулок по снегу. И… Небольшой шкафчик для верхней одежды. Зеркало. Угол. Обычный коридор. Угол. Дверь в гостиную. Мягкий ковер на полу. Прозрачный столик. Газета. Смятая. Валяется рядом с креслом и книжным шкафом. Пустой книжный шкаф. Письменный стол.
Больше ничего нельзя было разглядеть с того места где стоял Рихард.
Где-то в кухне тикали часы.
Он снова и снова пробегал глазами по уже отлично изученной местности, стараясь найти, то чего нет. Глаза мужчины превратились в две узенькие щелочки.
И вдруг его уши уловили тихий стук в окошко. Он резко развернулся и поглядел туда, откуда исходил звук. Он зашел на кухню и огляделся. Точно, это был стук в окно, но оставалась одна единственная загвоздка, Рихард жил на третьем этаже и даже при всем желании никто не мог постучать в окно.
Молодой человек медленно приблизился к окну и поглядел наружу. Во дворике дома играли дети. Они строили снеговика и бросали друг в друга снежки. И один из снарядов попал в окно его квартиры. Еще секунд тридцать он наблюдал за тем, что творилось на улице, а потом просто задернул занавески и снова остановился, будто боясь шевельнуться. Он закрыл глаза и прислушался. Дети кричали, визжали, радовались недавно выпавшему снегу и играли. Дети…
Рихард отпустил полотенце, то мгновенно свалилось на пол, к его ногам и замерло. Развернулся к окну и отодвинув штору поглядел на детей резвящихся в снегу. На лбу появилась морщинка.
Быстрым шагом он вышел вон с кухни.
Необходимо было отдохнуть. И он знал к кому ему пойти...

-Вечер не удался, - коротко ответил мужчина, отстранено разглядывая перешептывающихся за соседним столиком троицу.
-Ха! Воскликнул Тони, ударяя пустой кружкой по столу, заставив подошедшую девушку-официантку вздрогнуть. – Бутылку вина! – выпалил он.
-И принесите фруктов, - спокойно добавил Рихард, даже не поднимая глаз на официантку. – Что-то ты сегодня один, без друзей и девушки… Не похоже на тебя.
Мужчина усмехнулся, вытирая рукавом губы и откидываясь на спинку стула. Он знал что, что его друг никогда не спрашивает ни о чем просто так.
-Решил развеяться и поиграть в карты. Эти бабы, - хмуро произнес Тони, - порядком надоели. Все никак не угомонятся. – Рихард усмехнулся, кивая. У его друга всегда было много женщин, не смотря на то что он не слыл красавцем и при ближайшем знакомстве оказывался весьма грубым, но еще ни одна девушка не могла отказать Тони.
-Что ж, не думаю что их болтовня лишком уж мешает тебе… - мужчина прикрыл глаза, прислушиваясь к себе, тело ныло, прося своего хозяина об отдыхе и сне.
-Сегодня захотелось чисто мужской компании, карты, выпивка…
Мужчина хмыкнул, он решил что останется с Тони до тех пор, пока не удостоверится в том, что опасности больше нет. Время спешило куда-то вперед, унося в хмельном тумане рассудок Рихарада. Отбросив все мысли о возможной опасности, он позволил себе расслабиться и просто напиться. С каждым выпитым стаканом, на душе у него становилось все легче и спокойнее, и не было проблем, обременяющих его как днем так и ночью, все стало легко.
В середине ночи Рихард распрощался со своим другом, пообещав тому не пропадать и в скором времени составить компанию в очередном похождении. С Тони просто чудесно было напиваться и отдыхать, он не задавал глупых и ненужных вопрос, не пытался научить жизни младшего друга. Он просто давал Раю возможность отдохнуть от повседневных забот, от постоянной опасности за спиной. Рядом с Тони все было очень просто. Если он развлекался, то по-настоящему, мог гулять несколько дней, обзаводясь новыми знакомствами и любовницами, и при этом все те кто был рядом даже и не думали куда-то уходить. Но если вдруг тебе угрожали, то Тон без колебаний прикрывал твою спину. Он не раз спасал жизнь ему самому, а Рихард отвечал ему тем же.

[Клеменс Крац]

«Все странней и странней…» (с) Алиса
Наверное, он все же был психом с большой буквы. Ну, кто еще будет смотреть на десяток полуживых детей, и думать о том, как красива сегодня ночь? А может это, так называемый, защитный механизм? Просто сознание отказывалось осознавать весь ужас окружающей картины.
Тщательно, насколько это вообще было возможно, он оттер погнутый обрез трубы и выкинул в мусорный контейнер. Нарочито неторопливым шагом вышел из переулка и направился в ближайший парк. Сегодня он сделал все, что было в его силах, хотя и не в его правилах мстить за кого-то. Мстить же за кого-то, получая при этом неплохие деньги – в самый раз для него. Тогда можно было представить, что это очередное задание, только вот последнее, настоящее, задание он выполнил почти пять лет назад.
Отругав себя за глупые мысли, что вернули его в нежелательное прошлое, Бродяга ускорил шаг. В дальнем углу парка была беседка, которой почти никто не пользовался. Здесь можно было спокойно перевязать свои раны и решить, что делать в оставшееся ночное время – утром он мог вернуться в свою комнату над кофейней.
Не смотря, на свою непопулярность, беседка была украшена мигающей гирляндой. Скинув на сиденье пальто, с двумя заплатками на середине спины, и стетсон, он остался почти без одежды, что не особо волновало его в такой холод – драка в переулке не могла не оставить на нем следов.
«М-да, наверное я выгляжу как избитый школьник, который оказался не в том месте и не в то время… Хе-хе!»
Как оказалось, у него не было никаких «лишних» повреждений, а те, что он получил, были осознанными жертвами ради победы. Рассеченная левая бровь, кровь из которой залила почти половину лица – благодаря широким полям стетсона этого не было видно. Короткие рукава черной рубашки открывали покалеченный руки, левая – вся покрыта черными синяками из-за того, что использовалась как щит, а с казанков правой содрана кожа. И все.
Мигающие огоньки слепили глаза и сводили с ума своим перемигиванием. Цепкие пальцы ледяного города впивались в мышцы и проникали в глубину одичавшего сердца. Разум куда-то уплывал, оставляя тело на милость мелодии пульсирующей в ритме полного в два такта с тремя шагами в каждом. Выскользнув из беседки, Бродяга медленно кружиться по маленькой заснеженной площадке. Он знал, что за ним давно уже наблюдают, но телу уже было все равно, а разум отказывался что-либо думать.
Пускай смотрят.

[Вольха Редная]

8.3
Лэн

Дома музыкант оказался далеко за полночь, впрочем это совсем не означало что он тут же лег спать. Нет. Как и обещал Амелии, так звали ту маленькую девочку, которая уговорила взять у нее котенка, Лэн внимательно оглядел котенка, и подметил что тот не естественно худой, явно плохо кормленный, и совсем недавно родившийся. Глазки зверек едва открывал, а когда в комнате скрипач зажег верхний свет, животное жалобно замяукало и попыталось спрятаться в шарфе, что показало юноше – со зрением явно большие проблемы.
Потушив верхний свет, и включив настольную лампу, скрипач оглядел котенка повнимательней, стараясь чтобы тому не попадал в глаза свет. Худой зверек, у которого выпирали ребра, гноящиеся глазки и местами вырванная клочками шерсть. Кое-где просматривались небольшие ранки, наверняка кто-то малыша выбросил с крайней жестокостью. Зрелище вызывающее жалость.
-Ну вот, - бормотал Лэн, набирая номер телефона ветеринарной клиники, который прочел в утренней газете. – Сейчас мы узнаем как тебя лечить, малыш… - зверек свернулся в клубочек на коленях скрипача и жалобно попискивал, изредка выпуская коготки и впиваясь в ногу нового хозяина.
По телефону юноше объяснили как нужно позаботится о больном зверке, и что если в течении нескольких дней не настанет улучшения, то его обязательно нужно принести в ветеринарную больницу для лечения. Записав все что ему говорили, Лэн принялся за лечение котенка, впрочем, животное не явно не считало себя больным и нуждающимся в активной помощи, а потому как только юноша начал промывать ему глазки, больно укусил хозяина за указательный палец на правой руке, и попытался скрыться под диваном в гостиной.
После длительной борьбы с котом, Лэну таки удалось обработать все ранки и промыть глазки своего питомца, и конечно же свой укушенный палец, пострадавший в борьбе. В спальне на полу он сложил из одеяла удобное гнездышко и посадил туда котенка, думая что если тому не понравится, он найдет место для сна по вкусу. Музыкант разделся и плюхнулся в постель, сонно наблюдая за тем, как возится котенок. Зверь, некоторое время гордо топтался по теплому одеялу, грыз его, царапал коготками податливую ткань, недовольно сопел, но в итоге устроился в небольшом углубление, и совсем скоро уснул, изредка вздрагивая и попискивая.
Рано утром скрипача разбудил громкий писк котенка, и шуршание ткани. Лэн резко сел на постели, первые несколько секунд не понимая что происходит и кто так настойчиво пищит. Но как только в голову пришли воспоминания прошлой ночи, и того что теперь он живет здесь не один, юноша слез с кровати, пытаясь отыскать глазами своего маленького подопечного.
Зверек, по-видимому выспавшись, решил исследовать свой новый дом и найти еды. Но до кухни он добраться не успел, запутавшись когтями в плетеной скатерти, укрывавшей столик в гостиной. И теперь, пытаясь высвободиться из «сети» он звал на помощь единственного кто здесь был – Лэна.
Юноша, узрев эту забавную картину, умиленно улыбнулся и погладил зверька по спинке, очень осторожно и успокаивающе. Котенок, почувствовав чужие прикосновения, ощетинился, и попытался цапнуть музыканта за руку, но тот ловко перехватил его под пузико и высвободив лапки, усадил на колени успокаивая.
-Ну, - тихо говорил он, - и чего мы такие озлобленные?.. А? – он осторожно почесал между ушками зверьку, чувствуя как тот потихонечку расслабляется, и маленький хвост-морковка уже не стучит недовольно по коленке. – Давай я тебя покормлю. Но для начала проверю глазки.
Ловко перевернув кота на спину, музыкант принялся внимательно разглядывать больные глаза – они были все еще мутными и немного гноились, но выглядели немного лучше, да и от света зверек не пищал и не прятался.
Закончив все необходимые процедуры с котенком, Лэн налил в блюдце молока, а рядом поставил тарелочку с творогом, хорошо размятым и заправленным сметаной, усадив перед съестным котенка, сам он уселся на пол, обнял ноги рукам и положил голову колени, наблюдая за тем как зверек жадно лакает молоко.
-Ммм…Угу, аппетит хороший, значит жить будешь. – осторожно погладив зверька между ушей, Лэн взглянул на часы и чертыхнулся, репетиция началась почти десять минут назад, а он еще не одет.
Музыкант буквально несся по улице, понимая что это непростительно опаздывать на одну из последних репетиций, перед важным концертом, тем более будучи концертмейстером. Хорошо что он уговорил оставить запасные ключи у Алана, иначе бы всему оркестру пришлось ждать его, и терять драгоценные минуты рабочего дня.