Лей-лей! Не жалей!

---

Wet waltz

Как не прочны двери

У страны доверия

Для того кто

Верит только в замки.

Значит неизбежно

Гасить нашу нежность

Нашу нежность

Тяжесть чьей-то руки.

Что нас больше

Учит время или случай

Вряд ли важно

Если даже поймёшь.

Но когда нас давит

Сон страшнее яви

Выйди ночью

Под мерцающий дождь.

Все надежды слышишь

Он тебе надышит

Дождь бессонный

Шелестящий в ночи.

Плеск оваций в зале

Или губ касанье

Губ касанье

Можно в нём различить.

И пока над нами

Голубое пламя

Неизвестной

Нас хранящей звезды.

Будет как и прежде

Сердце греть Надежда

Унося нас

Далеко от беды.

@темы: Песни, Стихи

---

Совращение несовершеннолетних....

---

Гы-гы... Fuck you!!!

---

Ты знаешь...

Тоска разъедает душу, словно кислота. Я тебе бегу на встречу, но только темнота… одна. Опять один на этом свете. Тебя со мною нету… опять. Ты знаешь, где меня найти да ток не… хочешь? Какой ответ будет на молитвы?

Я не знаю. Я иду по кромке и заглядываю вниз. Как хочется туда мне провалиться, но ты держишь ту красную нить.

---

Часть_06...Последняя...ОГОРОМНЕЙШЕЕ СПАСИБО МОБИУСУ!!! *бухнулся на колени*

Кровь с потолка, подсвеченная изнутри мягкими искрящимися бликами. Игра "Честность". белоснежные стены и пол, на который стекают крупные густые капли, похожие на вишневое варенье. Истина, размытая ложью. Ложь, размытая истиной. Никто не говорит правды. Никого не заставишь признаться во лжи. Сны Хидаки - белоснежная комната и кровь на потолке.

Кен шумно втянул носом воздух, останавливаясь напротив до боли знакомого дома. Он не стучал, вошел без стука. Он приносил эти сраные чертовы лилии и это было отличным предлогом.

Запах медикаментов, капельница в углу по-европейски оформленной комнаты. Парик О-Сэн на полу. Каскад переливающихся, черных как вороново крыло, пластмассовых волос.

- А! - Она вздрогнула от неожиданности, входя в комнату. Это выглядело очень наиграно, потому что Мацудзиро ждала его.

- Здравствуйте.

- Проходите, садитесь, я очень рада вас видеть.

На ней было европейское платье темно-бурого цвета. За те недели, что Хидака навещал эту женщину, она так и не перешла на "ты".

- Я тоже.

- Хотите есть?

Хидака всегда отказывался. Она всегда предлагала.

Молчание, не тягостное ни для кого. Зачем Хидака приходил сюда молчать? Зачем эта женщина не выгоняла его?

Минуты, пролетающие в тишине.

- Я так рада, что вы пришли. - Внезапно сказала О-Сэн. Короткий ежик ее волос, следствие химиотерапии. Прозрачные тонкие руки с исколотыми венами. Боль.

Кен посмотрел на нее и кивнул, ничего не отвечая. Она исчезла на кухне и вскоре вернулась, неся одной рукой маленький пузатый чайник.



Фудзимия был таким одухотворенным, когда Айя валялась трупом в больнице. Когда каждый удар меча был за нее, за сестру. Фудзимия был прекрасен. Хидака завидовал.



- Почему ты не в больнице? - Спросил Кен.

- Я ушла оттуда. Медсестра приходит ко мне домой.

Теперь Хидака понимал, откуда Фудзимия черпал свою бездонную ярость и извращенную одухотворенность. Кен теперь тоже так умел.

Хидака возвел О-Сэн в ранг своей матери, сестры, любовницы и дочери и убивая, мстил за нее. Кому мстил? За что? Какая разница, черт возьми. Главное - теперь и у Хидаки тоже есть что-то за душой. У него нет сестры. Зато теперь появилась О-Сэн. Кэннон, положившая конец бессмертию. Она должна платить за то, что лишила Сибиряка веры в единственную непоколебимую святыню - иллюзорность смерти.

Чай был горячий и горький. Хидака пил его, словно воду. О-Сэн сегодня была особенно внимательна.

- Вы всегда торговали цветами? - Внезапно спросила она.

- Нет. Я работаю на полицию.

- И что вы делаете?

- Я наемный убийца. - Странно, Кен всегда думал, что это будет так трудно сказать, а тут... "Передайте мне сахарницу, пожалуйста. Кстати, я наемный убийца."

- А. - О-Сэн кивнула. - Тяжелая работа.

- Наверное... - Кен удивился. Всё выглядело так, словно О-Сэн ждала именно этих слов.

- Нехорошо убивать людей.

- Наверное... - Хидака окончательно растерялся. - Не вам судить.

- Говорят: "Тот, кто не изведал тяжесть преступления, способен судить людей". - Блеклые глаза Мацудзиро смотрели в стол.

- Говорят: "Тот, кто изведал тяжесть преступления, никогда не будет судить людей"... - Закончил цитату Хидака.

- Почему вы мне признались? - Осторожно спросила О-Сэн.

Кен не сразу ответил. Он думал о том, что бы сказал Персия на его месте.

- Я убиваю плохих людей... - Браво, Кен. Аплодисменты за идиотизм.

- Вы убъете меня, если узнаете, что я плохой человек?

Лучший ответ на неожиданный вопрос - фраза "А почему вы спрашиваете?"

- А почему вы спрашиваете?

- Я так рада, что вы пришли.

- Наверное... - Кен отставил чашку. О-Сэн не была сумасшдшей. Да, она разгуливает в своем кимоно, босая, в сдвинутом на затылок парике, никого не замечая или делая вид, что аутистка. Но это был какой-то своеобразный вызов. Это никогда не было ничем иным. Однако сейчас она вела себя как человек, подспудно вызывающий в себе безумство.

- Я вижу... Люди смотрят на меня. Брезгливые взгляды. Взгляды, полные жалости. Равнодушные взгляды.И брезгую собой. И жалею себя. А то вдруг начинаю гордиться. Чем тут гордиться? Гордиться тем, что скоро я умру оттого, что мне поставили неправильный диагноз и теперь меня уже не вылечить? Я - Кэннон. Я умираю и оставляю этот мир без милосердия. Я делаю ужасную вещь. Я плохой человек.

Кен молчал.

- Этому миру не нужно милосердие. Жалость - не сострадание, общество забыло это. Я пришла в этот мир забрать его грехи и умереть за людей. Но я передумала. Они этого недостойны. Они больше не молятся мне. Они только просят, просят, просят... Каждый хочет сохранить свою раковину, думает, он неповторим. Это неправда, но я не могу открыть им глаза. Каждый из нас стоит на песке и лишь Кэннон могла бы спасти их. Но теперь я не хочу. И вообще, это несправедливо. Кен, вы чем-нибудь больны?

- Нет.

- Видите, да? Почему так несправделиво. Вы убиваете людей и ничем не больны. А я - Кэннон и каждый день мучаюсь от боли. Я так рада, что вы пришли.

- Почему? - Кен тупо таращился на дно пустой чашки. О-Сэн бредила.

- У вас есть оружие?

- Да. Почему вы спрашиваете?

- Я хочу, чтобы сегодня вы были со мной.



Он понял. Кровь с потолка и игра в честность.



- Я не смогу вам заплатить. Я продаю героин и ваш друг знает об этом.

- Друг...

- Вы называете его женским именем. Он ваш любовник? Вы часто обнимаете его.

- Нет! Нет. Я... - Хидака уперся лбом в кулак и смотрел в стол. - Я люблю тебя.

- В любом случае, я не смогу вам заплатить. Все свои сбережения я перевела на имя сестры. Я надеюсь на ваше сострадание. Я устала, но сама я не смогу...

- Я понимаю.

Она положила на стол аккуратно сложенный белый листок бумаги.

- Что это? - Спросил Хидака.

- Моя записка сестре. Вы делаете хорошее дело.

Падение - движение. Какая, на хрен, разница, в какую сторону.Падать вверх, наверное, тоже можно. Мацудзиро упадет вверх. К черту физику, к черту ассоциации, просто падение вверх. Она этого хочет. А вдруг Хидака тоже упадет вверх? Он сделает все, что она попросит. Он понимает, почему она просит. Он любит ее, он любит мать, сестру, любовницу и дочь в ее лице. Он профессионал. Сегодня он убъет бесплатно.



Этот мир забыл про Кэннон и ей пора возвращаться, так и не забрав ничьих грехов.

Он потянулся к сумке, в котрой постоянно валялся пистолет. О- Сэн села на пол и мягко улыбнулась, словно собираясь фотографироваться.

Когда на стволе глушитель, то звук выстрела кажется шорохом.

Кен отстраненно, словно кино смотрел, наблюдал за тем, как Мацудзиро заваливается на пол.



Ничего. Кэннон умерла. Ничего страшного.



Кен плакал так, словно не умел этого делать. Фудзимия бы поморщился. Глухие рыдания, недостойные мужчины. Без слез, просто неожиданные сокращения мышц грудной клетки, дробящие ребра и разрывающие сердце.

- Вставай!

Он подхватил ее за подмышки и ходил из угла в угол, повторяя "Вставай, пошли". Ватные ноги женщины волочились по полу. Кровь потеками рисовала замысловатые узоры.

- Вставай! Мы поедем ко мне домой, я тебя с друзьями познакомлю...

Кровь хлещет с потолка. Не с кем больше играть в честность. Кровь стала черно-белой, без запаха и вкуса. Комнату затопило.

- Вставай, тебя вылечат! Черт, да вставай же! Оми... ты ему всегда очень нравилась... Что я ему скажу?.. Вставай... Я женюсь на тебе, а потом ты сдохнешь от передоза... И пусть у нас не будет детей... Я найду любые лекарства, тебе больше не будет больно...

Комнату затопило и Хидака утонул.

********************

Запах. Тонкой нитью протянутый сквозь воспоминания затхлый запах детства.

********************



"Was du auf meiner Kreuzung machst, das kleine Spielzeug?"

(Что ты делаешь на моем перекрестке, маленькая игрушка?)

Наги стоял над сидящем на асфальте немцем и смотрел куда-то поверх его рыжей головы.

"Чего ты хочешь?"

- Я не игрушка. Не игрушка! Долбаный немец, сам ты кукла заводная...

"Чего ты хочешь."

- Знаешь... Такое странное чувство... - Наги чуть опустил голову, упираясь взглядом в усмехающийся рот Шульдиха. - Я не знаю... Не понимаю.

"Хочешь, я посмотрю?"

Наги не кивнул. Он просто не отказался.

Четыре часа утра на перекрестке. Он почти пуст. Это так потусторонне красиво. Это так противоестественно. Ни один сюрреалист не смог бы нарисовать более фантастическую картину.

Шульдих потянулся, зацепил пальцами пояс Наоэ и потянул вниз - "Сядь".

Глаза немца. Нифига они не зеленые. Они серые.

"Я смотрю. И вижу стену. А по ней идут трещины."

- Стену... - Тихо пробормотал Наги. - Смотри дальше.

- Ты мне доверяешь? - Вслух спросил немец.

- Да.

Немец мягко улыбнулся и провел тыльной стороной ладони по щеке сгорбившегося Наоэ.

- Почему?

- Если ты убъешь меня, Брэд будет недоволен.

Пощечина. Наоэ не ожидал ее, но отнесся к ней спокойно. Наверное, ответ не понравился немцу. Сраный рыжий гайджин.

Сраному рыжему гайджину было холодно и сонливо. Он сидел в растянутом сером свитере, подпирая стену спиной... Сегодня у сраного рыжего гайджина был день рождения. Он родился в четыре часа утра душным летним утром. А маленький японец с темными волосами даже не принес ему открытки. Он вообще не знает, когда у Шульдиха День Рождения. Ему не интересно это знать, он своего-то не помнит.

- У тебя свитер сполз. - Тихо сказал Наоэ, машинально указывая на чуть оголившееся плечо Шульдиха.

- Verbessere mir. (Поправь.)

Мимолетное движение, выполнение приказа... Прикосновение к прохладной коже и подсознательное стремление продлить этот момент. Наги приподнял отворот свитера, но руки не убрал. Так и сидел напротив немца, вытянувшись в его сторону, сжимая в кулаке податливую вязаную ткань.

- Хочешь, я открою тебе секрет? - Шульдих широко распахнул ставшие внезапно такими ясными глаза. Наги не пошевелился, только костяшки сжатых в кулак пальцев побелели.

Шульдих тихонько рассмеялся:

- Ты... Ты думаешь о том...

Наги внезапно подумал о том, что Шульдих скажет "Думаешь о том, что ты хочешь, чтобы я изнасиловал тебя". Наги испугался.

Немец умел насиловать не только тело, а то, что обычно считают душой. Именно этим Шульдих и собирался заняться. День рождения у человека, в конце-концов. Надо же хоть чем-то развлечься. Надоело спускать людей с крыши. А тут... Маленький темноволосый японец. Это будет весело. Это обязано быть весело.

- Наги... Ты думаешь о нем. О том, что где-то есть кто-то, кому все равно. Именно он. Один. Ему все равно, что творится с тобой, он тебя даже не знает. Он тебя ни разу не видел. Человек, который живет, ничего не зная о твоих страданиях. Ты о нем тоже ничего не знаешь. Ему все равно, ему абсолютно все равно, что ты один, что ты устал, что ты пытаешься жить, хотя и безуспешно. Ты хочешь убить его. Но ты не можешь, потому что для этого тебе пришлось бы перебить всё население планеты... Ты понимаешь свое бессилие и у тебя остался только один выход. Перекресток.

Шульдих осторожно отцепил от себя сведенные пальцы Наоэ.

- У тебя сегодня "странное настроение". Давай. Иди. Докажи ему, что тебе так просто... Так просто доказать ему, что его равнодушие не волнует тебя. Докажи обществу, что общество никогда не поимеет тебя. Умри, девственник.

Наги встал и повернулся спиной к нему.

Кэннон привычно плакала. Она плакала именно по привычке, не вкладывая никакого чувства в свои слезы. Условный рефлекс. А так ей было пофигу.

- Шульдих... - Начал было Наги.

Немец поморщился:

- Сейчас последует глубокомысленный вопрос.

Наги полуобернулся:

- Шульдих, почему общество не может поиметь тебя?

Смех.

- Es hat mich geschaffen, der Idiot... (Оно меня создало, придурок...) Я родился оттого, что оно постоянно трахалось незнамо с кем.

Наги вздохнул. Сегодня у него и вправду было странное настроение. Лучше бы немец просто сказал "Пошли домой, я тебя изнасилую".

Запах... Тонкой нитью протянутый сквозь воспоминания, затхлый запах детства.

Наги ступил на дорожное покрытие. Осторожно, словно слепой... Немец неотрывно следил за каждым его движением. Странно, но он не веселился... Ничего забавного. Даже улыбки не вызывает.

- Не надо, Наги... - Внезапно тихо попросил он. - Я пошутил. Мы убъем их всех. Всё гребаное население земли. Мы вместе. Ты и я. Начнем прямо сейчас... Не надо, Наги...

Наги шел, не оборачиваясь.

- Наги, стой.

Наоэ обернулся.

Шофер грузовика с отвисшей челюстью. Его попутчик высунулся в окно и орет:

- Сойди с дороги, придурок!! Идиот! Вали с дороги!!



************************



Йоджи затянулся и закашлялся. Кен бросил на него насмешливый взгляд. Кудо улыбнулся в ответ и виновато пожал плечами : "Старею". Кен снова отвернулся и посмотрел вниз.

Под ним плыл перекресток, переливаясь всеми цветами радуги. Странно, снизу он казался таким серым. Птицы все видят по-другому.

Хидака раскинул руки, стоя на самом краю. Он глубоко и с удовольствием дышал полной грудью, наслаждаясь запахом города и сердца его - перекрестка. Выхлопные газы и лужи с радужными разводами бензина, вонь и букет из сотни парфюмов, пот и свежесть, солнце и электрический сноп рассвета, трава и асфальт, жара раскаленного воздуха и пьянящий холод взглядов. Хидака закрыл глаза и задержал вдох. Тишина и бескрайние пустынные просторы влажной зелени привиделись ему вместо нагромождений человеческих ульев. Выдох.

- Ты давай уже, - Голос Кудо вернул Сибиряка в реальность, - Ты, блин, давай уже, прыгай или пойдем домой.

Пальцы растопырились, зашевелились, словно пытаясь перехватить душный вялый ветер. Хидака посмотрел вниз. Там, среди хаоса перекрестка, алым пятном святилась Кэннон. Она запрокинула голову, встречаясь с ним взглядом. Она призывно улыбалась и это ожидание очень хотелось оправдать...

- Мацудзиро... - Внезапно задумчиво произнес Кен. Йоджи насторожился.

- Что?

- Она... Странная.

- Да, Кен. А Земля - круглая.

- Я ее убил. Она попросила. Мне так плохо. - Он закрыл правой ладонью глаза.

- Ну и сволочь.

- Знаешь, Йоджи, я тут подумал... Так мне прыгать или нет?

Йоджи сел, вытягивая ноги.

- Как хочешь.

- У каждого человека есть предел. Наверное, я свой отработал. То, чем мы занимаемся...

- А, твою мать! - Взвился Йоджи, да так яростно, что Хидака от неожиданности чуть и вправду не свалился вниз.

- Твою мать! - Ругался Балинезиец, отчаянно жестикулируя, но на ноги не поднимаясь. - Слова, слова! Заткнись ты, ради бога! Засунь в жопу всю свою чертову философию! Иди работать в банк, твою мать. Перебирай бумажки. С клиентами ругайся. Вот ведь, черт возьми, тоже мне, мать Тереза. Если откупиться от Персии, то он наймет нового, а ты, Кен Хидака, пойдешь работать в банк или мыть полы в больнице. И совесть твоя будет чиста. Ты этого хочешь?! Да иди ты на хер! Хотел бы - ушел бы.

- Я...

- Ой, да заткнись ты! Летчик, блин. Летун на хер. Надоело, честное слово. Ты давай, прыгай, только не надейся, что я тебя отскребать буду. Знаешь, что?

Кен, в лице которого появилось что-то жалостливое и обиженное, вытер подбородок рукавом и спросил:

- Что?

- Я буду стоять над твоими внутренностями, пинать твою челюсть и думать - "во придурок!"

Кен улыбнулся.

- Да ладно тебе...

Йоджи энергично закивал:

- Да. Кен, мы моральные уроды, отбросы общества. У меня предложение - давай гордиться этим, а ?!

Хидака еще раз глянул вниз и отошел от края. Кэннон раздосадованно чертыхнулась и, вздохнув, побрела прочь.

- Посуди сам, если мы сейчас все с крыши попадаем, какого хрена Шварц будут делать? Знаешь, как Кроуфорд огорчится? Он ведь на тебя глаз положил, точняк, Хидака. Правда. Нам еще мое день рождения отмечать. Как думаешь, Фарфарелло приглашать? Прийдется, а то обидится. Правда, надо мясом запастись... Кен, ты слушаешь?

Кен запрокинул голову и судорожно рассмеялся беззвучным смехом.

- Кен, жизнь прекрасна.

- Йоджи, ты... Совсем больной.

Кудо подошел вплотную и обнял Хидаку. Объятье сильно походило на борцовский захват.

- Я больной, ты больной, мы все неизлечимые.

Хидака не сопротивлялся поцелую. Да Кудо бы и не позволил. Йоджи целовал самозабвенно, профессионально, с чувством. Как там немец говорил?

- Эпизод, Хидака.

Кен не ответил, ждал.

- Эпизод. Вся жизнь один большой хреновый эпизод. Роль тринадцатого плана. Я не хочу... Не хочу я смотреть на твои внутренности и думать "Идиот". Знаешь, в эпизоде каких дел можно натворить? Мы же натворим, да?

Хидака кивнул, отстраняясь и машинально облизывая губы.

- Пошли домой, Кен. Ты мне еще морду набить должен за это дело. - Кудо неопределенно взмахнул рукой, но было понятно, что он имеет в виду.

У Кудо когда-то был друг. Самый близкий друг, кажется, ее звали Аска.

Теперь их было трое. Их звали Абиссинец, Сибиряк и Бомбеец.

"Мой маленький мир, состоящий из меня и еще трех человек. И положил я на всё остальное."

Балинезиец внезапно понял, что эти трое, их танцы в темной комнате... Эти трое могут заменить собой потерянное когда-то. Балинезиец внезапно понял, что в сущности-то, он не один. Не совсем один. Рядом бок греет чужое одиночество. Друг сейчас важнее памяти о друге.

- Слушай, Хидака.

Звуки утреннего города, его дыхание и свет... Мы лишь эпизоды в его жизни. А он - только декорации в нашей.

- Слушай, Хидака. Я знаю одного человека. Он умеет играть в футбол и хреново готовит. Есть его еду просто невозможно. Но, блин, он веселый и весь такой... Как это? Такой самоотверженный, наивный, открытый. У него есть девушка. Он ее очень любит. Правда, она теперь живет в Австралии и работает в байкерском магазине. Я ее видел, она красивая. Он мог бы писать ей письма, только нихрена не пишет. А еще он столько раз спасал мне жизнь. А еще он никогда не предает друзей. А еще он очень любил жизнь... Даже после того, как его пытался убить лучший друг. Даже после того, как он убил лучшего друга... Знаешь, как его зовут?

- Кен Хидака? - Осознать себя, вспомнить себя, принять себя. Испугаться себя...

- Ну... Да. Пошли домой, Кен Хидака?

Не дождавшись ответа, Йоджи обернулся на пустую крышу.

*****************************

- Вали с дороги, идиот!

"Начнем прямо сейчас..."

"Я не игрушка..."

Ясные серые глаза и шепот "Der Striche, der Striche, der Striche, deine Mutter..." (Черт, черт, черт, твою мать...)

Грохот, звон разбитого стекла и заевший визг клаксона. Кровавое месиво из людских тел и покореженного металла, как скульптура нео-модерниствов. Она потрясающе вписывается в уличный пейзаж. Она - именно то, чего здесь не хватало. Теперь картина закончена. Перекресток завершен.

Шульдих расхохотался.

Малыш Наги и его вытянутая рука. Узкая хрупкая ладонь и невидимая стена, превратившая грузовик в груду металлолома. Свободы нет, но есть победа. Одна маленькая победа в огромной битве. До свободы еще долгий путь, и он пройдет его.

- С днем рождения, Шульдих. - Наги вернулся на тротуар, к рыжему гайджину.

Немец улыбнулся:

"Das Leben ist herrlich (Жизнь прекрасна), Наги Наоэ."

****************************

Через неделю Наги взорвал дом и встал под восемьсот тонн арматуры и железобетона.

Через четырнадцать дней Йоджи расстреляли из полуавтоматической винтовки. Он не успел заметить марку.

Через двадцать восемь дней Фарфарелло случайно вскрыл себе яремную вену. Он не звал на помощь. Он понял, что бог любит и его, значит, нужно сдохнуть и тогда уж точно богу будет больно.

Через месяц и семь дней Айю сбил грузовик, перевозящий мебель. Он умер в той же больнице, где когда-то лежала его сестра. Она не успела на его похороны - у нее были экзамены.

Через месяц и шестнадцать дней Оми поскользнулся и падал восемь этажей. В календаре были зачеркнуты все дни.

Через два месяца и один день Шульдих застрелился. Наверное, это получилось случайно.

Через полгода самолет Кроуфорда взорвался над Атлантическим океаном.

А Кен все падал вверх...

Жизнь прекрасна, Наги Наоэ. Люби ее, потому что нет бессмертия.

---

Часть_05

Кудо - это моя фамилия. А так меня зовут Йоджи. По роду занятий я... Балинезиец. Да, да, я не знаю, где находится эта чертова Балинезия. Или Полинезия? Или Бали? Это остров, нет? Ну, нет, так нет. А может, все-таки остров? Мне кажется, это все-таки... Ладно, не орите, вам лучше знать. Я не соображаю в географии. Я по часам специалист (смеется). Что? Девушка? Нет у меня девушки. Одной - нет. У меня их штук пятнадцать (смеется). Хотите стать моей девушкой? Вы такая симпатичная. Любите розы? Ну, какая же девушка их не любит (смеется). Было бы странно, если бы... Что вы говорите? Простите, я не расслышал. О жизни? Что я могу сказать о жизни? Ну... Жизнь прекрасна! (смеется). Работаю кем? Убийцей. Разбиваю девичьи сердца. (смеется). Друзья? Друзья - что? Друзья как относятся к моей работе? Хорошо. Очень хорошо. Помогают мне, я им очень благодарен, я их ненавижу. Что? А, да. У меня была очень трудная жизнь. Ну, она и есть трудная. Трудная работа часового мастера - звучит, нэ? (смеется) Знаете, я пойду, пожалуй. А то меня клиент ждет. Что? Нет, он-то как раз-таки меня ждать не будет. Он появится на пересечении улиц Шестая и Восьмая через пять минут и я должен буду его задушить. Почему? Ну, он нехороший человек, а у полиции недостаточно улик, чтобы его засадить. Вроде сутенер или что-то такое. Ну, я пошел? Всего вам хорошего. Вы такая симпатичная, не дадите мне свой телефон? (смеется).

Мои друзья стали тенями. Я привык к тому, что они всегда рядом и эта непоколебимая уверенность превратила их в мою семью. Нет, больше, чем семья. Мои друзья превратились в теней, а я не заметил, как это произошло. Я вообще стал немного рассеянным. Они танцуют в темной комнате под оглушительную музыку и я хотел бы присоединиться к ним, но такая медитация пока еще не для меня. Я тренируюсь, но я к ней еще не готов. Я всё еще обижаюсь, если меня называют придурком или говорят, что Аска мне нужна была только для... Не важно. Но я готовлюсь, готовлюсь. Я несерьезный? Я - несерьезный?! Ну... Да. А вы предлагаете мне серьезно относиться к происходящему? Упаси боже, я что, совсем больной? Что вы говорите?.. "Смысл человеческой жизни... Не убий... Не суди ближнего..." Ох, отстаньте от меня. Вы бы меня еще про эту... Как ее... Аэродинамику спросили бы. Вон, идите к немцу, он вам про всякие электромагнитные поля такой пурги нагонит - сами не рады будете. Отвалите вы к чертовой матери, задолбали. Если бы я грузился этой фигней, я давно бы с катушек съехал. Что? Что я чувствую, убивая человека? А тебя е**т?! Ничего не чувствую. Работа такая. Или что тебе сказать? Тебе анатомические подробности интересны? Или что? Состояние души? Ах, состояние души. Ну, понятно. Знаешь, что скажу? Иди ты на хер. Исповедоваться еще перед тобой. Любимое занятие? Танцы в темной комнате с Аской под оглушающую музыку. Музыку, похожую на тамтамы. Оми очень любит такую музыку. Когда он танцует, это очень возбуждает. Насмотришся на него и прямо хочется сломя голову бежать к любой знакомой девушке. Можно незнакомой. Главное - добежать. (смеется) Почему? А вы видели, какая у него пластика? Он же может перепрыгнуть четыре метра над крышами. Четыре метра! Это как эти профессиональные спортсмены. Он того... Сейчас... Как бы покрасивее сказать... Он знает, каково это - чувствовать невесомость. Он когда двигаться под музыку начинает, я взгляда оторвать не могу. Вам надо как-нибудь посмотреть. Слушайте, нам обязательно говорить о моей работе? Что - Хидака? Кен. Нормальный парень. Блин, ну и что, что убийца?! Да успокойтесь же вы. Какая разница. Айя? Ну, это вообще бог своего дела. И этим все сказано. Что? Смог бы я убить простого человека? Как понять - простого?! А, пешехода на улице... Ну, нет, наверное. Почему, почему. Не заплатили бы мне потому что. Или совесть не позволила бы.(смеется) Какие у меня отношения с коллегами? Вы же уже спрашивали, по-моему... Уточнить что? ЧТО вы сказали?! Послушайте... Послушайте, я с этими парнями живу в одном доме, я с ними работаю, я с ними ем, я их прикрываю, я с ними телевизор смотрю, я с ними отдыхаю, я с ними убиваю, я что, еще и трахаться с ними должен?! Нет уж, извините... Мне и так общения вот так вот хватает (ребром ладони проводит себе по горлу). Так что хватит гнать. Вы бы переспали со своим братом? Вот и я думаю, что нет. Хотя... (пауза) Хотя одно время я думал, что Хидака все-таки с Фудзимией того... этого... (смеется) Нет, я серьезно! Была такая мысль. Ну, вы знаете, Айя временами... У него крышу сносит, а успокоить его только Хидака и может. Подойдет, встряхнет так, что у Фудзимии все внутренности узлом, наверное, завязываются, и начнет ему выговаривать, типа "Успокойся, тише, все хорошо", ну и прочая пурга. Фудзимия ткнется ему в куртку, зубами поскрипит да и отойдет потихоньку... Что значит - "ну и что?" ?! Да если бы я или Цукиено к Рану сунулись со своими "успокойся", он бы из нас икебану сделал. (смеется). Вот я и думал, что, мол, они не просто друзья и всякое такое. Что? Конечно, ошибался. Эй, вы что, меня не слушаете?! Конечно, я ошибался. Думайте, как хотите, но это все равно, что сказать, что у Мэнкс семеро детей от Цукиено. Что вы говорите? Знаете, по-моему, вы меня нихрена не слушали... Да, да, да, иногда мне приятно, когда Абиссинец запускает руку мне в волосы, но это ничерта не значит. Просто он делает это лучше чем все мои знакомые девчонки. Да не... Слушайте, давайте поговорим о вас. Что вы делаете вечером? Номер в гостиннице вас устроит? Как вас зовут? Аска? Надо же, я так и думал. Такое имя распространенное, да... Все, хватит. Я устал трепаться. Что вам сказать напоследок? Что-нибудь о жизни? Жизнь прекрасна. (смеется)

***************************

Грудь вжата в асфальт. Ребра срослись с дорогой и оттого вибрации движения машин на другом конце города передаются сердцу... Кровь в лужах - так, прости господи, банально. И так привычно, что уже не больно.

- Эй. Ты как?

Склонившееся лицо Абиссинца. Ни тени сочувствия - профессиональный интерес. Кен попытался перевернуться на спину, но дыхание перехватило и он остался лежать затылком к небу.

- Нормально.

Йоджи выпускает изо рта струйку сизого дыма и спокойно говорит:

- Я пойду машину подгоню.

- Я с тобой. - Айя закашлялся.

- Постарайтесь кончить побыстрее... - Оми засмеялся каким-то нервным рассыпчатым смехом, сотрясаясь всем телом.

- Чего это он? Это что, шутка, что ли, была? - Йоджи прокусил фильтр сигареты.

- Простудился, наверное, опять. - Айя бросил пристальный взгляд на Бомбейца. Двусмысленная фраза, непохожая на остроту. Слишком сальная и с явным подтекстом в виде излишне громкого смеха. Натянутого неестественного смеха... Да, простудился.

Оми помог Кену перекатиться на спину и положил голову Сибиряка к себе на колени.

Айя ошибся, сопровождения было пять человек. Айя никогда не ошибался. Но не было причин подозревать, что сегодня он сделал это намеренно. Абиссинец тоже человек. Хотя по виду и не скажешь. Все люди устают. Абиссинец устал и ошибся. Пятый прострелил Сибиряку грудь. Похоже, тому повезло - ранение сквозное, сердце не задето, разве что легкое поцарапало. Ну так не впервой же.

-Не везет тебе, Кен. Второй раз за месяц тебя дырявят. - Оми убрал прядь волос со лба Хидаки. Фраза прозвучала потрясающе отстраненно. Словно заученный накануне текст.

- Не везет. - Согласился Хидака, думая о боли и удивляясь, почему ее так мало.

Оми порылся в кармане куртки и извлек наружу ампулу и шприц.

- Хочешь?

- Оми... - Протянул Кен.

- Это не опий. Или там еще чего...

- А что?

- Кетамин. Наш любимый кетамин.

Молчание.

- Давай.

Шуршание упаковки одноразового шприца.

Взбухшая вена. Бомбеец жестом профессиональной медсестры вгоняет в нее иглу. Десять кубиков - это много или мало? Или слишком много? Или очень мало? Бомбейцу хватало. Такой простой и доступный препарат. Наркоз, анастезия. Но иногда (если повезет) вихрем вздымает такие... Такие галлюцинации с осадка сознания, что кажешься себе Творцом. Нет, не богом. И не птицей. И не полосатой зеленой говорящей мышью. А именно творцом. Зрение размывается, как в полотнах нео-импрессионистов. Мир прекрасен. Жизнь прекрасна. Твори! Ты - гений! Ты бог, птица и зеленая мышь одновременно. Но это если повезет, да. Если не повезет - ничего интересного. Сидишь в отключке и пускаешь слюни.

Да, Бомбейцу хватало.

- Я не наркоман. - Усмехнулся Оми. Для семнадцатилетнего он порой ухмылялся как-то слишком по-взрослому. - Просто хотелось проверить твою реакцию.

- И?..

- Оправдала ожидания.

- Ну и хорошо. - Кен вздохнул, поморщился, причем скорее по привычке, нежли из-за простреленной груди. - Только не надо больше шуток. Айя подумает, что у тебя нервный срыв.

- Да.

- Ты вообще странно шутишь последнее время. И трясет тебя так... Я замечал. Ты простудился?

- Да.

- И что теперь будет?

- Что?

- Да, что? Сколько ждать?

- Ждать чего?

- Действия этого твоего хренамина.

- Не жди. Само прийдет. Это не наркотик, Кен. Это наркоз.

- А какая разница?

- Я не знаю. Молчи. У тебя кровь горлом идет.

- Да-а-а, плевать. Мы - Вайс. Неустрашимые охотники, да, Оми? И я лучше всех. И Йоджи опять будет говорить мне, что я был круче всех и что я ему не безразличен. Это смешно.

Бомбеец ничего не ответил.

Шина проехалась по луже, взметая каскад маслянистых тягучих брызг. Йоджи легко выпрыгнул из машины, автоматически оглядываясь.

- Ты его... уже? - Балинезиец попытался приподнять Кена.

- Что ты имеешь в виду? - Оми поднялся с земли.

- Черт, - ругнулся Кудо, пытаясь поудобнее перехватить Хидаку. Тот напоминал тряпичную куклу, - Уколол его, говорю, уже?! Чего он как неживой?..

- Да. - Бомбеец открыл заднюю дверцу БМВ.

Кен краем глаза уловил чье-то далекое движение.

Красное...

Она...

Мисс О-Сэн Мацудзиро. Она все видела. Это может означать только одно - свидетель, которого... Которую нужно убрать.

- НЕТ! - Кен так истошно заорал, что Балинезиец чуть не выронил его.

Айя вышел из машины:

- В чем дело?..

Йоджи из последних сил пытался перебороть вырывающегося Хидаку:

- Не... знаю...

Абиссинец прислушался. Ничто не колыхало густую тишину душной ночи, кроме тяжелого дыхания рвущегося черти куда Хидаки.

- Не трогай ее, Йоджи... - Кен обхватил ладонями лицо Балинезийца и жарко, хрипло зашептал:

- Не трогай ее, она никому не скажет...

Кудо растерялся:

- Кого не трогать?..

- Не убивай, она не скажет... Она ничего не видела... не трогай... ее...

Айя тяжело вздохнул и уткнулся лбом в ветровое стекло БМВшки. Оми покосился на него и на всякий случай отодвинулся подальше на своем сиденье.

- Черт, твою мать, Хидака, да успокойся ты! Айя, помоги мне!

Абиссинец резким движением руки провел себе от затылка ко лбу и выдавил сквозь зубы:

- Кен... Уймись, что ли...

- Да помоги же, черт!

Безумные глаза Хидаки неотрывно смотрели куда-то в сторону перекрестка. Наконец, Айя приблизился и попытался обхватить Хидаку за плечи. Тот выхватил из рук Абиссинца катану и что есть силы полоснул по Йоджиной руке.



Это было... невозможно.



Настолько нереальной, абсурдной показалась эта ситуация, что первые мгновения ни Кудо, ни Фудзимия не двигались, затаив дыхание.

Кен разжал ладонь и меч звякнул о тротуар. В следующую секунду Айя размахнулся и со всей силы врезал Хидаке по затылку. Тот тут же потерял сознание и грузно осел на землю. Айя осторожно подхватил его на руки и затолкал рядом с Оми.

- Чтобы никогда больше. - Бросил он Бомбейцу. - Никогда больше не колол его всякой дрянью.

В отчужденном голосе Абиссинца не было угрозы. Просто замечание на будущее. Оми кивнул, прикидывая, как он будет объяснять произошедшее Хидаке и на какой из известных флагов Кен захочет порвать Бомбейца. Оми предпочел бы родной, японский. Оми всегда считал себя патриотом, несмотря на то, что волосы его были ярче спелой пшеницы, а в глазах отражалось небо.

Кудо смотрел, как пропитывается кровью рукав его плаща и тихонько смеялся. Фудзимия покосился на него:

- Что случилось?

Йоджи запрокинул голову и от души расхохотался:

- Представляешь меня без руки? Представляешь? Я тут представил и что-то так смешно стало... Смешно, да, Айя? Я - без руки... Как же я работать буду?.. Мне же нельзя без работы...

Айя пристально всматрился в дрожащие губы Балинезийца.

- Смешно... - Йоджи смотрел на кровь так, словно видел ее в первый раз. Фудзимия громко хлопнул дверцей "Подожди, Оми."

- Айя, как ты мог? Ты совсем уже... Как ты позволил-то?.. - Голос Кудо дрожал так же, как и его губы.

- Не повторится. - Фудзимия подошел вплотную и насильно обнял Кудо. - Не повторится.

Кудо попытался его оттолкнуть, причем сделал это грубо и достаточно сильно, но Айя не обратил на это внимания.

- Мне нельзя без работы... - Кудо выбивался из сил. - Я же...

- С тобой все в порядке. - Холодный голос Абиссинца не потеплел ни на йоту и почему- то это внушало доверие. Невесомые тонкие пальцы пробежались по волосам и Йоджи затих.

- Скоро вы там? - Громко бросил Оми. Его знобило и кружилась голова.

- Ты как? - Тихо спросил Айя. Кудо в ответ лишь громко выдохнул. - Ты как?

Три нервных срыва за неполные десять минут. Оми, Хидака и Балинезиец... Машину поведет Фудзимия, без вариантов.

- Нормально... Айя, сделай так еще раз. - Кудо на грани невменяемости, потому и просит. Единственный раз просит, точно...

Абиссинец дунул Кудо в висок и снова запустил пальцы ему в волосы.

- Поехали домой.

********************************

Ему приснилось, что он видит О-Сэн танцующей на песке. Эта чужая некрасивая женщина с каждым днем становилась все ближе. Она приходила каждый день и покупала лилии. Она не разбиралась в цветах и не любила их. С таким же успехом она могла бы покупать розы или фиалки. Но она покупала лилии. Потому что в первый день, когда она пришла в "Котенок в доме", ей их посоветовал Кен. Хидака был далеко не дурак, хотя и хотел временами таковым показаться, потому что это зверски облегчает жизнь. Он был не дурак и видел, как мисс Мацудзиро постоянно улыбается ему, старается прикоснуться к его руке или спровоцировать разговор.

Ему приснилось, что он видит О-Сэн танцующей на песке. Вокруг нее было много людей, но они не танцевали. Они просто стояли и ждали, когда песок поглотит их. А мисс танцевала. Притоптывала на месте, хлопала в ладоши и почему-то плакала.

Ее фотография стояла на столе в комнате Хидаки. Йоджи говорил, что это не больше чем жалость или сострадание. Но это было неправдой. Кен знал, что это было неправдой... Или хотел так думать. Мацудзиро... Пару раз они целовались. Нежные, легкие поцелуи, без страсти, но переполненные чувства. Кен знал, что О-Сэн притворяется безумной. Так же как и он сам делает из себя идиота. Она всегда пыталась что-то кому-то доказать. Билась сама с собой, как бабочка со стеклом. Стекло не разбивалось, но и бабочка не дохла. Упорство, достойное лучшего применения.

Кен не верил, что О-Сэн торгует наркотиками, а Айя не переубеждал его. Скорее всего, однажды они получили бы заказ именно на нее и Абиссинец почему-то не хотел, чтобы Хидака жил в ожидании этого дня. Кудо продолжал твердить про жалость к убогим, а Оми было все равно.

Но это не любовь.

И не сострадание.

И не жалость.

И не побег от одиночества.

И не потребности тела.

И не родство душ.

Это... Случайность.

- Меня зовут Фуми Мацудзиро.

Кен вздрогнул и поднял глаза на посетительницу.

- Меня зовут Фуми Мацудзиро.

- А... да. Вы что-то хотели? - Хидака чувствовал легкую обеспокоенность. О-Сэн стала такой привычной вещью в магазине. Пусть Кен не испытывал к ней особо пылких чувств, но она стала ему по-своему близка. Как старый друг. Как двоюродная сестра. Как криминальная сводка в десять пятнадцать по четвертому каналу. Как легкий поцелуй, переполненный чувства...

- Я хотела попросить вас принести ее заказ на дом, это возможно?

- Чей заказ?

Фуми казалась раздраженной:

- Заказ моей сестры. О-Сэн Мацудзиро. Она заказывала лилии.

- Да. - Кен кивнул. - Это возможно.

Высокая симпатичная сухопарая женщина с полными, как у сестры, губами, неловко вытащила из кармана аккуратно сложенную бумажку с адресом. Кен знал, где находится дом О-Сэн, но бумажку почему-то взял, положил на прилавок.

- Вот.

Кену показалось, что он обязан спросить.

- А почему ваша сестра сама не пришла?

- О-Сэн осталось жить два месяца. Или около того. Она не смогла подняться с постели сегодня. Разве вы не знали?

В глазах женщины не было жалости. Наверное, она часто говорила эту фразу. Слова звучали, как выученное до условного рефлекса ничего не значащее пожелание здоровья.

Не дожидаясь ответа Хидаки, Фуми резко развернулась и вышла из магазина.

Кен долго смотрел ей вслед.

Потом поднял с прилавка бумажку с адресом. Рука слегка подрагивала.

Вот и он.

Конец бессмертия.

Когда уходят вещи, привычные до боли. Когда не будет больше криминальной сводки в десять пятнадцать по четвертому каналу. Когда знаешь точно, сколько осталось.

О-Сэн странная. Сумасшедшая. Смертная.

Кену безумно захотелось плакать. Просто оттого, что он не знал, что еще можно сделать в подобной ситуации. И О-сэн жаль и сестру ее тоже. Но больше всего, конечно, себя. Потому что грустно становится, когда теряешь веру в бессмертие.

Кен потер переносицу и потянулся к лилиям.



************************

Бомбей - это в Индии, да? Я никогда не был в Индии... Никогда не буду.

Изо дня в день вижу одну и ту же стену. Из ночи в ночь все те же кошмары. Уже не страшно. Мир застыл вокруг меня. У меня в столе лежит календарь и каждый день я зачеркиваю по одной клеточке. И я буду делать так еще два месяца. Потом я пойду в комнату к Кену, возьму у него пистолет и застрелюсь. Или отравлюсь снотворным. Или поскользнусь перед прыжком с крыши. Я так решил. Никто не узнает. Я долго думал. Я хочу присутствовать на собственных похоронах. Гранит на песке. Несмотря ни на что, побеждает песок. Гранит рассыпется и станет пылью. Я когда-то был куском гранита и жил, с надеждой глядя в будущее. Я никогда не думал о том, что надежда это только самообман. Я не наркоман. Пусть мне никто не верит. Оми Цукиено никогда не станет превращаться в песок таким способом. Есть тысяча других. Мне надоело думать о тех, кого убиваю. Мне надоело стрелять. А больше я ничего не умею. Цель в жизни помогает думать о будущем. У меня есть цель. Я проживу эти два месяца достойно. Я начал три дня назад. Я мою посуду, готовлю ужин и говорю только то, что от меня хотят услышать. Они видят, что я "какой-то странный", но предпочитают не вмешиваться. Когда четко определена граница жизни, многое меняется. Никогда не чувствовал себя таким свободным. Мир застыл вокруг меня, а я освободился. Мне просто все надоело. Мне надоело и я освободился. Единственным пришедшим мне на ум способом. Я глупый? Ну да, можно говорить о том, что я, блин, глупый. Или у меня депрессия. Пожалуйста, говорите что хотите. Я все равно уже ничего не слышу. Быть может, через два месяца я передумаю и в день своего самоубийства буду спокойно смотреть телевизор или завалюсь спать. Значения не имеет. Просто надо прочувствовать то, что я сейчас чувствую. Боже мой, не могу вспомнить, когда еще мне было так хорошо и легко. Я смотрю на Йоджи и радуюсь просто тому, что вижу его. Мне приятен дым его горькой сигареты. Я представляю его на своих похоронах. Мне надоело быть бессмертным. Кен сходит с ума по своей помешанной на лилиях Мацудзиро. Сладкая парочка. Ничего не говорит, просто пропадает у нее целыми днями. Но выглядит при этом... На влюбленного не похож. Я спрашивал у него, но он ничего объяснять не стал. Ну, я надеюсь, они пригласят меня на свою свадьбу. Конечно, если они уложатся в ближайшие два месяца. Интересно, что он в ней нашел? Она странная.

Миссии... Миссии превратились в резню. Не хочу думать об этом. Я довел свои рефлексы до автоматизма. Я лучший стрелок Японии. Еще бы, я ж больше нихрена не умею. Я давно перестал задаваться моральным аспектом своей работы. Я убиваю "плохого" дядю и получаю за это хорошие деньги. И не ваше дело, на что я их трачу. Я не наркоман. А нравственность, мораль, добро и зло... Это для психов. Я - не псих. Я обычный, среднестатистический самоубийца. Знаете, как выглядит одиночество? Пустыня? Нет, нифига. Это перекресток. И там столько народу, что можно собрать армию средних размеров. И все они выкрашены в серый цвет. А я стою прямо по середине улицы и иногда, очень редко, на меня натыкаются. Просят прощения или смеются, или виновато кивают, или ничего не говорят, но все они одинаково проходят мимо. У меня десятки, сотни виртуальных друзей. Они выкрашены в серый цвет. Я проецирую свою реальную жизнь на виртуальную сеть. Я там медленно умираю. Мне надоело мучить себя. У меня десятки виртуальных, сотни виртуальных друзей. Но на самом деле их просто нет. И они сами об этом не знают. Кен есть, Йоджи и Айя... А их - нет. Сейчас я выдерну штепсель из розетки, компьютер выключится и их не станет. Так просто... Они позволяют мне быть одиноким. Они не узнают, что со мной случилось. Они просто не получат ответа на свои письма, обидятся и забудут обо мне. Но мне ли боятся их забвения. Ведь я-то знаю, что их нет. Я-то знаю, что их просто выдумал мой компьютер, чтобы я не кричал по ночам и не мешал спать своей семье...

Семья...

Больше, чем семья, намного больше.

Мне ли бояться их забвения, когда я сам их не помню...

- Эй, Оми. - Йоджи щелкал пультом от телевизора. - О чем задумался?

- О жизни.

- И что думаешь?

- Жизнь прекрасна.

Йоджи даже не улыбнулся. Они сидели в полутемной комнате, на экране "Тошибы" шел снег и было смертельно скучно.

- Йоджи. - Позвал Оми.

- Что?

- Если бы нам поручили Шварц, ты что бы сказал?

- Послал бы Персию в... - Кудо покосился на Оми и ничего добавлять не стал.

- Почему?

- Я не знаю. Я послал бы Персию в любом случае.

- Разве? - Оми спрятал улыбку, уткнувшись лицом в диванную подушку.

- Да. - Йоджи вздохнул и швырнул пульт в стену. - Никуда бы я его не послал. Слушай, а ты чего такой благостный последнее время?

- Не знаю. Переходный возраст заканчивается.

Йоджи так громко и заразительно рассмеялся, что Цукиено невольно присоединился к нему.

- А он у тебя когда-нибудь был? - Смеялся Кудо.

Вайс и Шварц не пересекались уже больше полугода. Но и те и другие прекрасно знали о том, что произойдет, если конкуренты встретятся ночью в каком-нибудь темном переулке...

Ничего не произойдет.

Здороваться, конечно, не будут, но и глотки друг другу рвать не станут. Может, пошумят для вида. Но не больше. Потому что больше вроде как не из-за чего рвать друг друга. Сеструха Ранова уже давно вылечилась и теперь учится в Европе на врача... Кроуфорд оставил свои планы по превращению существующего общества в анархию, потому что оно само неминуемо идет по пути саморазрушения и в помощи Брэда не нуждается. Оми стал редко вспоминать Оку, потому что жизнь продолжается. Кен уже без "ностальгии" смотрит футбол по телевизору и изуверствует над Фудзимией, пытаясь научить того этой буржуйской забаве. Йоджи спрятал фотографию Аски на дно ящика стола и завалил ее телефонами подружек на ночь. Шульдих курит, как спичечный завод, пробивается на философию и отчаянную ненависть к людям. Наги бъет стекла...

Один только Джей по-прежнему шляется по церквям, убивает священников и оскверняет святыни. Говорят, ирландцы - люди привычки.

Жизнь продолжается и они убивают за деньги.

Убивают за деньги. Это тоже нужная работа. Да, раз Вайс до сих пор получают за это деньги, значит, это нужно обществу. Утешает. Приятно быть полезным людям.

Забыть про... Про всё, это только мешает работать.

- Йоджи.

- Что?

- Тебе не кажется, что мир стал слишком быстрым?

- Спи.

- Я за ним не успеваю. Я хочу, чтобы он остановился. И чтобы вы трое всегда были рядом... Я больной?

- Ты быстрее всех, Бомбеец. Ты просто простудился. - Йоджи небрежно потрепал его по щеке.

- Разве ты не устаешь успевать за миром?

- Нет. Отдыхай, я пошел. У меня вся ночь впереди. Повеселюсь. Когда подрастешь еще на три года, я тебя с собой брать буду.

Йоджи легко давать такие обещания. Три года - тысяча девяносто пять дней. Для Бомбейца это очень много. Для Балинезийца - вечность... Он постоянно нарывается... Будущее - вода. Зыбкая и уносящаяся вдаль. Пить хочется всегда, но напиться удается редко.

- Не уходи, Йоджи...

- Что говоришь?

- Останься...

Фигура Йоджи в дверном проеме, окутанная светом. Он обернулся. Оми смотрел в сторону. Ничего не сказав, Кудо развернулся и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. А что он мог сказать?

Что нужно говорить, когда просят остаться? Что говорить, когда боишься этой просьбы, как пули, выпущенной тем, от кого этого меньше всего ждешь?

Ничего не нужно говорить.

Никогда не нужно просить остаться тех, кто выше всего ценит свое одиночество. Они не оценят. Они испугаются.

Тишина взорвалась в голове Бомбейца тысячей криков. Он вздохнул, пожал плечами и устроился поудобнее на диване, засыпая.

---

Прелесть...

---

Мой гимн... Я так устал.

я так устал

а этот дождь опять в окно

зачем он мне

хоть и за ним не видно слез



я так устал

смотреть на мокрое кино

но ночь сильнее мною выпитых колес

да что ей пачка выпитых колес



я так устал

и жаль что мир не изменить

он как жонглер

а наши души как мечи



дождь перестал

по темным окнам струи лить

пусть он немного до рассвета помолчит

пусть он немного помолчит



ах жаль нельзя открыть окно

и совершить последний грех

ведь это легче в сотни раз

но я не в праве



и продолжается кино

мы все актеры-

мы в игре

кто виноват что я бездарно так играю



я не хочу

в пустые погружаться сны

пусть смотрит в них

глазами ночи фонари



часы идут

окончен март и нет луны

а я ему пустую пачку подарил

в который раз пустую пачку подарил



ах жаль нельзя открыть окно

и совершить последний грех

ведь это легче в сотни раз

но я не в праве



и продолжается кино

мы все актеры-

мы в игре

кто виноват что я бездарно так играю



и продолжается кино

мы все актеры-

мы в игре

кто виноват что я бездарно так играю



я так устал

а этот дождь опять в окно

стучит ко мне

и город тонет в море слез



я так устал

смотреть на мокрое кино

но ночь сильнее мною выпитых колес

да что ей пачка выпитых колес



ах жаль нельзя открыть окно

и совершить последний грех

ведь это легче в сотни раз

но я не в праве



и продолжается кино

мы все актеры-

мы в игре

кто виноват что я бездарно так играю



и продолжается кино

мы все актеры-

мы в игре

кто виноват что я бездарно так играю



и продолжается кино

мы все актеры-

мы в игре

кто виноват что я бездарно так играю

---

Season (Сезон). Орк. Шаман. 26 лвл.... Короче - это я! Прелесть, нэ?

---

Часть_04

Оми лежал на животе, наблюдая за происходящим со служебной лестницы третьего этажа.

Сумасшедший ирландец, снова с перебинтованными руками и кровоточащим ртом. Тонкий хрупкий равнодушный Наоэ.

И пятеро тех-которые-сейчас-умрут.

"Покожи мне, как ты умеешь стрелять..." Пальцы рыжего гайджина гладят спину через тонкую ткань футболки.

Оми вздрогнул и откатился в сторону, уходя от прикосновений:

- Немец...

" Покажи мне". - Шульдих присел на корточки и посмотрел вниз.

- Я умею стрелять.

" Покажи."

- Ты знаешь. - Глухо отозвался Бомбеец, снова ложась на живот и наблюдая за побоищем.

Шульдих знал. У него на плече до сих пор не заживал шрам.

- Ты не убил меня. Ты не умеешь стрелять. - Вслух отрезал Шульдих.

Вместо ответа Цукиено подтянул к себе арбалет, вогнал стрелу в паз, устроился поудобнее и замер.

Через три с половиной секунды раздалось два выстрела подряд - в сердце и переносицу.

Ирландец дернулся и вскинул голову в сторону Шульдиха.

"Бобмейцы тоже не любят бога." - Ответил немец.

Ирландец вернулся к тем, кто еще жил. Наги вообще ничего не заметил.

Цукиено поднялся на ноги и оттряхнулся. Шульдих осклабился и сильно шлепнул его по заднице.

"Ты взрослеешь. Становишься красивым. Умным. Du muSt mit Naoe naher kennenlernen. Falls er wird von dir die Plinse mit der funften Sekunde der Bekanntschaft nicht machen. (Тебе надо поближе познакомиться с Наоэ. Если он не раскатает тебя в блин на пятой секунде знакомства...) Почему-то ты ему не нравишься. Но если я поговорю с ним..."

- Когда-нибудь я пристрелю тебя. - Обыденным тоном, констатируя факт, отозвался Цукиёно. Шульдих улыбнулся и подул на свою ладонь, которой приложился к Цукиено.

- У тебя есть татуировки? - Обернувшись, громко спросил Оми.

- Есть. - Удивился немец. - Есть, маленький красивый и умный.

- Я попрошу Айю. Он вырежет их с тебя и они будут висеть в моей комнате. В стеклянной рамке. Рядом с татуировками Наоэ.

"А откуда... Откуда ты знаешь, что они у него есть?"

Шульдих запрокинул голову и громко, звучно рассмеялся своим приятным грудным смехом. Наги вздрогнул от неожиданности и пропустил удар под дых. Ирландца это развеселило и он тоже захохотал. Наоэ лежал на земле и безразличными глазами буравил фигуру спускающегося по лестнице Бомбейца. Шульдих, продолжая смеяться, указал на Цукиено большим пальцем и подмигнул Наги.

Где-то на уровне второго этажа Оми приподняло, сбросило с лестничного пролета и с силой шандарахнуло о цементный заводской пол. Он потерял сознание.



Вошедший Кен, ничуть не удивившись, обошел Кроуфорда стороной и присел рядом с Айей.

Странное дело, когда Фудзимия становился невменяем, единственным, кто мог иметь с ним дело, был Хидака.

Кудо на секунду представил себе этих двоих, держащихся за руки и прыгающих по цветочной полянке... Друзья-товарищи, блин. Балинезиец зашелся в беззвучном смехе. Ага, а на полянке валяются трупики кроликов с оторванными лапками... Наверное, Айе опять поспать не дали.

- Давай, вставай. - Сибиряк потянул Абиссинца за руку и помог тому подняться.

Кроуфорд проводил Фудзимию изучающим взглядом.

- Если хочешь убить его, записывайся на прием. - Йоджи выдохнул дым Кроуфорду в лицо, за что заработал разбитую губу и испорченную сигарету. - У нас очень плотный график.

Интересно, что бы сказал Персия, узнав что его подопечные за милую душу беседуют с конкурентами. Удручился бы, наверное. Вызвал бы на ковер. Пару раз дал бы Фудзимие в зубы за такое дело. Потом сказал бы " Ну что же вы, ребятушки... Охотники света и блаблабла..." Оми бы обиделся за Айю и в сотый раз пообещал бы себе пристрелить Ублюдочного-Недоноска-Персию. Скучающий Хидака прикидывал бы, когда наступит его черед для получения зуботычин (потому что стоит только Айе получить втык, как за ним загадочным образом следует втык и для Хидаки. Примета такая.), а Йоджи, как всегда, придумывал бы способы уломать Манкс на двадцать минут траха в служебном туалете. Или Бирман. Или их обеих, что, естественно, на порядок лучше.

Вот так-с.

Так и живем-с.

Кроуфорд, по крайней мере, не стал бы гнать пургу про "Охотников света...". Да и вряд ли стал бы бить Фудзимию по морде. Потому что если за начальника полицейского управления Абиссинца немедленно посадят на ближайшие лет пятьдесят, то за убийство гайджина, занимающегося теневым бизнесом, Айе подарят почетную грамоту.

Кроуфорд, пригласи меня на работу...

Кроуфорд, сколько ты будешь мне платить?

Кроуфорд, ты, сука, пригласи меня на работу... Я буду хорошо работать, я знаю, ты не станешь грузить меня каждые три дня часовыми проповедями о "Свете, побеждающем Тьму". Потому что ты честный, тебе идеи не нужны... Говорят, ты просто платишь хорошо...



- Увидимся, Балинезиец.

- Да пошел ты, твою мать. "Крофардо-сама", ха.



Вот так-с.

Так и живем-с.



***********************



Айя вздрогнул и вытер пот со лба. Полтора часа убиты на бесплодные попытки уснуть.

Он сел в кровти, обхватив себя за колени и судорожно выдохнув. Спать хотелось смертельно. Но после этих полутора часов стало очевидно, что вырубиться Фудзимия сможет только если попросит кого-нибудь избить его до бессознательного состояния. "Здравствуй Йоджи, как дела? Что? Я - я в порядке. Слушай, ты не мог бы ударить меня стулом по голове, а то спать хочется, но что-то никак не заснётся."

Абиссинец с ожесточением швырнул подушку в дверь. Полетели перья.

- Ты чего? - Дверь приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась обеспокоенная Хидаковская морда.

- Вали. Я сплю.

- Ну да... - Кен наклонился, подобрал вспоротую подушку. - Нихрена себе ты... Ты бы Кроуфорда вчера так, может, полегчало бы.

Айя промолчал, заворачиваясь в одеяло и в сотый раз за этот вечер закрывая глаза, чтобы уснуть.

- Хотя... - Продолжал вслух раздумывать Кен. - Хотя тогда ты бы точно отдыхал. В морге. Хитрый засранец этот Шварц. Так просто не возьмешь. Хм-м-м.

- Хидака, сделай одолжение... - Нечленораздельно пробормотал Фудзимия.

- Сделаю.

- Замолкни.

- Да ну тебя, блин.

- Замолкни и иди... Иди куда-нибудь.

Тихие легкие шаги, к которым Айя невольно прислушивается. Хидака встряхнул Абиссинца за плечо и мягко спросил:

- Кольнуть тебе чего-нибудь? Не уснешь ведь.

- Спой колыбельную, придурок. Не надо ничего.

- "Ду-у-у-у хаст мих..." Все, давай руку.

- Хидака, я сказал...

- Успокойся.

- Я спокоен!

- Руку давай.

- Иди отсюда, я сказал.

- Успокойся.

- Еще раз скажешь "успокойся" и я тебе челюсть сверну.

Хидака раздраженно выдохнул и снова встряхнул Айю за плечо.

- Айя... Айя, твою мать.

Фудзимия резким движением сел и рявкнул:

- Задолбал! Тащи сюда свой галаперидол или чего там у тебя и вали на хер...

- Чего тащить, все здесь валяется.

Абиссинец оторопел:

- Ты... Откуда ты знаешь?

- У меня в комнате на том же месте лежит. - Выдвинутый ящик стола и шуршание упаковки.

- Кен... А какого ты это делаешь? - В голосе Айя промелькнула нотка любопытства.

- Не выспишься - начнешь, не дай бог, мои пальцы считать. А мне такого счастья не надо.





Тишина. Вечер. С кухни доносится перезвон посуды.

"Как бы ты хотел умереть, Белый?" Иногда Шульдих задает на самом деле интересные вопросы. Благодаря Сибиряку, Фудзимия спал около суток. Теперь лежит и разглядывает побелку на потолке. Когда смотришь на белое, в башку всякая философия прёт. Впрочем, от черного такой же эффект. Только философия тогда выходит какая-то депрессивная.

Фудзимия подумал о том, что на его могилу никто бы и не пришел. Даже сумасшедший немец, присылай - не присылай ему приглашения... Хм, а как бы это выглядело?

" Многоуважаемый Шульдих-или-как-вас-там, убедительно просим вас принять участие в мероприятиях по погребению/кремации вашего хорошего знакомого Айи (Рана) Фудзимии. Он сожалеет, что в свое время выбил вам два зуба, сломал руку, прострелил почку и искромсал спину. Он не со зла. Работа у него такая и он очень сожалеет, что не может извиниться лично. В свою очередь он прощает вам тот физический ущерб, что вы нанесли ему при его жизни. Ваше присутствие на похоронах входит в посмертную волю покойного и вы окажете нам большую честь своим присутствием. С уважением, Вайс Кройц. Подписи, число."

Нет, если выпивки не будет, то немец не прийдет. И Кудо тоже.

Да и какая ему, в любом случае, была бы разница, кто принесет ему пластмассовые цветочки на свеженасыпанный холмик.





За ужином он спросил у Кудо:

- Ты любишь пластмассовые цветы?

- Нет вообще-то...

- Хорошо.

- Да, неплохо. - Согласился Кудо.- Я вообще никакие цветы не люблю.

- Ты пришел бы на мои похороны?

- Да. - Просто ответил Йоджи. Он не удивился вопросу.

- Зачем?

- Не знаю.

- Ты спал с немцем?

- Что?! - Не понял Йоджи. Оми метнул на него быстрый изучающий взгляд

- Ешь. - Немец сказал "Или я вру?".

- Айя, ты хорошо себя чувствуешь?.. - Кудо отложил нож.

- Да. Как бы ты хотел умереть?

Злой, неоправданно жестокий тон.Совершенно ненужный, идиотский вопрос. Заданный невовремя и не от большого интереса. И оттого еще более неожиданный.

Хотя к нему постоянно подспудно готовишься... Йоджи ссутулился и ничего не ответил. Айя повторил. Ответ оказался до боли знакомым:

- Быстро и безболезненно.

Молчание. Айя подхватывает палочками кусок рыбы:

- А я бессмертный.

- Ну, тогда я тоже. - Пожимает плечами Балинезиец.

Оми делал вид, что не слышит разговора. Он делал вид, что глухой. Остальные сделали вид, что это правда. На самом деле Оми точно знал, что бессмертный тут только один. И его зовут Оми Цукиено.

Но иногда...

Иногда ему хотелось бы поприсутствовать на собственных похоронах, посмотреть на лица тех, кто пришел попрощаться с ним, с Бомбейцем, с Мамору Такатори... Наверное, хорошо иметь большую семью. Куча народу рыдает, вспоминая, каким ты был хорошим, даже если был последней сволочью. Оми не считал себя сволочью. Более того, он считал, что более, чем кто-либо, достоин сострадания и живых цветов у надгробия. Пластмассовые он тоже не любил. Да-а-а-а... В этом есть что-то извращенное. Привидением сидеть над собственным гниющим телом и смотреть, как рыдает Кен. И Йоджи, осунувшись, говорит о том, как Бомбеец хорошо стрелял и прочие приятные слова... Айя... Ну, он тоже что-нибудь сказал бы. Что-нибудь приятное. Он сможет, если захочет. Главное, чтобы захотел. А то вдруг у него будет плохое настроение. Тогда он всю панихиду простоит с кислой миной и мыслями о том, какая сегодня хреновая погода и угораздило же непутевому Бомбейцу сдохнуть именно сегодня. Интересно, Мэнкс, Бирман и Персия притащились бы? Ну, ради такого события, наверное, сподобились бы. Да, точно. Вот Персия вообще очень любит похороны. Наверное, Ока это оценила бы. Если бы у нее была душа, которая после смерти сидела бы на скамеечке и наблюдала за тем, какой трогательный вид был у этого старого мудака. "Извини, Оми, это все моя вина и блаблаблабла..." Долго, наверное, перед зеркалом тренировался.

Да уж... Не надо нам такого счастья. Пусть лучше их будет всего трое. Да, трое. Вайс, возвышающиеся над выкопанной ямой и сокрушающиеся над тем, какого классного парня они потеряли.

Это было бы интересно, думал Оми Цукиено. Только это невозможно, думал Бомбеец. Я же бессмертен.

Он вонзил палочки по бокам хребта рыбины и принялся машинально ее чистить.

Вошел Кен. Похлопал Фудзимию по шее, что-то негромко спросил, Айя ухмыльнулся в ответ. Если бы Кудо похлопал Фудзимию по шее, Айя вывернул бы ему руку.

- Давно хотел спросить. - Кудо подпер щеку рукой, пристально разглядывая кружок лука в Бомбеевской тарелке. - Давно спросить хотел, вы ребята, случаем не того ?..

- Что - "не того" ? - Не понял Хидака, усаживась за стол.

- Он имеет в виду, не спим ли мы друг с другом. - Равнодушно пояснил Айя, отпивая чай.

Кен поперхнулся собственной слюной и закашлялся.

- Йоджи, ты совсем сдурел?!

- Ну, не знаю... - Кудо потянулся, выцепил лук с тарелки Оми и, не долго думая, съел его.

- Вот и заткнись. - Айя был спокоен. Он выспался.

- Да! - Неожиданно взвился Кен. - Ты же свою Аску, ты же ее пользовал по полной программе, твою мать, но к тебе никто не пристает!..

Йоджи побледнел и промолчал, но пальцы сами по себе непроизвольно сжались в кулак. Фудзимия холодно усмехнулся:

- Кен, то что ты сейчас сказал, можно считать косвенным доказательством нашей с тобой якобы связи.

- Но это неправда!

- Ты идиот.

- Но я же был прав про Аску, да? Я же прав? Ты же трахался с ней? Иначе за каким хреном тебе нужна была эта дура... В качестве бронежилета?

- Хидака, заткнись. Сейчас заткнись. - Айя покосился на Оми. Цукиено по-прежнему притворялся глухим. Слепым. Немым. Имбецилльным. И ему это чертовски хорошо удавалось.

- Йоджи, извини. - Глухим усталым голосом попросил Кен. - Извини. Глупость сказал.

- Забыто. - Отрешенно сказал Йоджи и всем стало ясно, что он не забудет никогда. И что на похороны Хидаки он точно не прийдет.

Остаток ужина проходил в молчании.

Айя вспоминал, сколько у него еще осталось снотворного. И хватит ли его еще хотя бы на неделю.

Йоджи думал о том, что не может в точности вспомнить ее лица...

Кен прикидывал, какого хрена он так завелся от идиотской Кудовской шутки. И что рыба явно пересолена.

Оми не думал. Он представлял себя слепым глухим имбециллом.





*******************************

Танцы с призраками под оглушающую музыку в темной комнате.

*******************************



Йоджи выглянул из-за угла.

"Абиссинец, все чисто. Можно идти."

"Бомбеец, видишь цель?"

" Нихрена не вижу..."

" Что? Бомбеец, отвечай!"

" Меняю местоположение. Ждите."

Бомбеец разбежался и перепрыгнул на соседнюю крышу. Миг, когда гравитация спит. Миг, когда не чувствуешь, сколько нужно пролететь, чтобы рухнуть на дорогу с высоты семи этажей и превратиться в брызги, кровавый фейерверк над перекрестком, бессмертие дарящий... Миг, когда разум мертв и чувства погашены. Когда натренированные ноги спасают от самоубийства. Около четырех метров. Бомбеец долго тренировался, теперь может себе позволить пролететь три метра восемьдесят шесть сантиметров.

Бомбеец перекувыркнулся через себя и прислушался. В наушниках - тишина. Он шмыгнул носом, вытер подбородок кулаком и побежал к противоположному краю крыши, машинально заряжая арбалет. Совсем недавно он немного усовершенствовал его, установив автоматический взвод и присобачив к этому делу ленту со стальными иглами. Теперь уровень стрельбы повысился до пятидесяти выстрелов в минуту. Не сказать, чтобы в этом была хоть какая-то необходимость, но... Надо же Цукиено чем-то заниматься в свободное от работы время. Вообще, Оми втайне считал себя очень умным. Какое-то странное чувство крутило и подзуживало, заставляло нетерпеливо облизывать пересохшие губы в ожидании момента выстрела. Хотелось побыстрее опробовать новые навороты. Бомбеец больше не считал себя хорошим добрым мальчиком. Он считал себя очень умным. Очень умным и потрясающе точным. И немножко красивым...

Никогда не промахивается, маленькая сволочь.

" Абиссинец, все чисто."

Йоджи сглотнул, мечтая о сигарете.

" Сибиряк, вижу объект. На тринадцать минут ранее запланированного."

Йоджи хотел было пошутить на счет того, что "Раньше начнем, раньше закончим", но передумал. Настроение было паршивое. Он поежился и обхватил себя руками.

Сзади послышался шорох. Балинезиец усмехнулся. Айя ступает, как тень. Или как балерина. Легко, невесомо. Если послышался шорох, значит, Айя этого сам захотел. Йоджи кивнул, не оглядываясь. Тень Абиссинца поравнялась с ним вплотную. Кудо шумно втянул носом воздух. От Айи ничем не пахло. Ничем вообще. Тени не пахнут.

- Один, без охраны. - Тихо проговорил Балинезиец.

- Четверо. - Коротко бросил Айя.

- Где? - Удивился Кудо.

- Пятьдесят метров, четырнадцать - запад, двадцать восемь, шестнадцать - юго-восток.

- Ч..черт...

- Балинезиец?

- У меня опять наушники сломались.

Айя совершенно неожиданным движением запустил руку Балинезийцу в волосы, нащупал тонкий проволочный ободок рации и, не глядя, отшвырнул ее куда-то назад. Она недопустимо громко звякнула о стену и шлепнулась в лужу. Абиссинец не выдрал ни единого волоса. Невесомые тонкие пальцы, воздушная раздраженная ласка и зря испорченная рация.

- Я пошутил...

Айя, сделай так еще раз... Моя мать делала так же... Я чувствую ее руки в своих волосах. Айя, хочешь, я буду думать, что ты моя мать?

- Теперь заткнись. Приготовься.

---

Приветствую! Располагайся. Пиши. Рад тебе.

---

Что ты думаешь обо мне?...

---

Вот от чего мя действительно прет...

---

Вот чем я ща страдаю. Игрушкой "Линейка-2"

---

Что внутри меня...

---

Часть_03

Дождь, шепотом растекающийся по тротуарам. Зыбкой пеленой занавесивший улицы. Прохладой очищающий тягучий зной пыльного лета.

Бобмеец замер, ощущая, как вода с мокрых волос затекает за ворот футболки, наслаждаясь этим чувством. И запах холодной свежести, заставляющий трепетать ноздри.

Стена из воды с шумом расступилась, пропуская вынырнувшего из какого-то переулка Кудо. Он подошел к Бомбейцу и некоторое время они стояли молча, подставляя тело колким струям дождя.

- Иди в дом. - Йоджи взъерошил мокрые тяжелые волосы Цукиёно.

- Да. - Оми не сдвинулся с места.

Йоджи закашлялся:

- Медитируешь? Иди в дом...

Оми не ответил, опуская голову. Влажная футболка прилипла к телу, согревая и успокаивая своим синтетическим прикосновением.

- Смотри, простудишься. - Йоджи переступил с ноги на ногу, чувствуя, что замерз как последняя собака. - Как Кен?

- Не знаю. Он просил, чтобы его не трогали.

- Накачался морфином и спит без задних ног? - Йоджи тихонько хохотнул.

Оми снова не ответил.

Хрупкий маленький человек, опустивший голову и отдавшийся дождю, с готовностью принимая незамысловатую ласку падающей с грязных небес воды. Кудо понял, что здесь он лишний. Кончится дождь и Цукиено вернется. Бомбеец... Летать не умеет, хоть так хочет почувствовать единение с небом. Купаясь во всём том дерьме, что с него льется.

Дверь негромко скрипнула, но Фудзимия не оглянулся, чтобы посмотреть, кто зашел. Он никогда не оглядывался, отмороженный недоносок... Оглянись! Посмотри! Скажи "Какого хрена ты, Кудо, мудак недоделанный, забыл зонт?!" Скажи... С добрым утром, Ран...

- О-Сэн не приходила? - Йоджи встряхнулся всем телом и стащил с себя насквозь промокший плащ.

- Нет. - Коротко отозвался Айя. Они оба прекрасно знали, что она зайдет. Йоджи с таким же успехом мог сказать "На улице идет дождь".

- Там... Дождь идет.

Молчание.

- Я пойду, на Кена гляну.

Молчание.

Йоджи чихнул, передернул замерзшими плечами и пошел наверх, на второй этаж.

- Будь здоров. - Машинально сказал Айя в пустоту.

Дверь к Кену была приоткрыта, приглашая в пустую светлую комнату, пропахшую потом и кровью. Йоджи нерешительно вошел и тут же споткнулся о валяющиеся на полу бинты. Кен никогда не был аккуратен. Немец тоже не отличался аккуратностью... Хрустнула раздавленная пустая ампула. Кудо пошаркал ногой, пытаясь счистить осколки с подошвы.

Кен приоткрыл глаза и не мигая уставился на Балинезийца.

- Ты... - Йоджи совершенно неожиданно почувствовал, что теряется под этим тусклым усталым взглядом. - Ты... Как?

- Нормально. - Хрипло выдавил Кен.

- Ты был круче всех. - Йоджи улыбнулся. Хидака выжидающе молчал.

Потому что это была ложь. Он глупо подставился под пули, когда была почти стопроцентная возможность избежать этого. Сибиряк невольно почувствовал себя полным придурком. Спасибо, Йоджи. Ты как раз вовремя, сволочь.

- Правда. - Йоджи перестал лыбиться.

- Заткнись. Что тебе нужно?

- Хотел узнать, как ты.

- Лучше всех. Вали отсюда.

Хлопнула закрывающаяся дверь. Если бы Хидака мог, он бы встал и запер ее на замок. Но он не мог. Йоджи стоял в темноте коридора, прислушиваясь к голосам снизу. Пришла О-Сэн. Она что-то тихо говорила своим глухим севшим голосом. Айя изредка отвечал. Йоджи почему-то вспомнил свой утренний сон и вздрогнул. Он представил себе, как оседает безвольное тело убитой им женщины. Ангел в образе уродливо прекрасной обнаженной О-Сэн. Аска не похожа на Мацудзиро, но у них одинаково полные красивые губы... Может, это знак свыше?

Вот ведь черт, какая долбаная чушь! Вот так люди и сходят с ума. Копаясь в себе и пытаясь выискать смысл в откровенно бессмысленном. Сны, мечты, потусторонний мир...

За дверью послышалось, как закашлялся Кен, переворачиваясь на другой бок.

Потусторонний мир, блин... С реальным бы разобраться.

"Вот какого хрена я ушел?" - Йоджи сел на пол, подпирая собой тонкую дээспэшную дверь. "Чего я свалил? Уважение к Хидаковским желаниям? Не хочу оскорбить его своей жалостью и блаблабла? Неправда. Я вовсе не такой умный, чтобы думать о подобном. Признайся, Йоджи, тебе пофигу. Тебе просто безразличен этот лежащий за стеной раненый больной человек. Я вообще его не люблю. Я не знаю, что ему сказать. Не знаю, хочет ли он услышать... Ну и что?! Ну нету во мне сочувствия и что?! Удавиться мне теперь, что ли? Да пошло оно всё... Жалость.. Ну, не жаль мне его. Сам придурок. Не жаль мне этого придурка... Я вот промок нифиг, а Фудзимия вообще... Даже не заметил... И ничего, живет же, собака красноволосая..."

Самокопательство на трезвую голову - это извращение. Все равно ни к чему не приведет.

Но всегда есть...

Всегда есть подспудное желание доказать себе, что ты намного лучше, чем на самом деле. Ничем не оправданные, не имеющие продолжения хорошие поступки...

Йоджи так резко вскочил с пола, что у него закружилась голова. Рывком распахнул дверь и ворвался в комнату Хидаки. Тот вздрогнул от неожиданности и попытался сфокусировать на Кудо свой мутный от обезболивающих препаратов взгляд.

- Ты выздоравливай! - Гаркнул Йоджи, наклонившись над Кеном и тряхнув его за плечи.

- Ты чего?.. - Прохрипел Кен, испуганно вжимаясь в подушку.

- Жизнь прекрасна, Хидака! Солнце... То есть дождь, лето, птицы! Птички! Жизнь! Она прекрасна! Она как птичка, чайка! Вся такая светлая, с большими крыльями! Хотя нет, чайки жрут всякое дерьмо... Неудачное сравнение... - Йоджи задумался.

- Пошел ты... Псих... Пьяный, что ли...- Кен лихорадочно прикидывал, звать ли на помощь.

- Ты мне не безразличен! - Йоджи снова жизнерадостно тряхнул Сибиряка за плечи.

- О боже... Ты чего... Ты же никогда...- Хидака покраснел до корней волос и попытался перекреститься. Кудо оторвался от плеч Кена и глубоко, радостно выдохнул.

- Ты мне не безразличен!

- Я... Я сейчас Айю позову...

- Я тебя люблю! - Йоджи снова тряхнул Хидаку. Кудо, наверное, и сам не понял, что он такого сказал. Он сам себя не слушал. Смотрел в прищуренные глаза Хидаки и тряс его за плечи, безудержно отдаваясь странной незнакомой радости от того, что Кен разговаривает, дышит, а не блюёт кровью или исходит на стоны....

- Я... Я не гей... - Кен попытался сесть в постели, затравленно оглядываясь в поисках своего багнака. - К... Ка... Какие птички?.. Айя! Айя!

- Да пошел ты! - Весело заорал Йоджи, раскидывая руки. Он не слушал... - Мне тебя жаль! Я тебе сочувствую!

- Ничего, ничего... - Хидака заговорил голосом психотерапевта. - Всё образуется, ты главное, успокойся... Ты еще найдешь человека, который тебя полюбит... Понимаешь, я тебя... Я тебя не достоин, ага... Общество еще прийдет к пониманию твоей проблемы... И вообще...

Йоджи сжал Кена в объятьях, похлопал по спине и жизнерадостно предложил выздоравливать, не болеть и еще раз сообщил о своём искреннем сочувствии. Совершенно офигевший Кен остался вспоминать, не перепало ли Балинезийцу чем-нибудь по голове во время их недавней миссии. Прийдя к выводу, что ничего такого вроде бы не было, Сибиряк в свою очередь искренне посочувствовал Кудо и отметил себе на будущее никогда не оставаться с ним наедине в темных помещениях.

А Кудо...

Он все забыл. Он вышел, он был радостен, он пошел к себе в комнату, он выключил свет и забыл. Ему опять снилась Аска и девятимиллиметровый.

Впрочем, Хидака тоже забыл. Потому что много обезболивающих.

*****************************

Айя снова взмахнул катаной, пытаясь добраться до внутренностей изворотливого немца.

Они дрались уже минут пятнадцать. Все началось со случайной встречи в какой-то подворотне. Айя был в настроении рухнуть замертво и проспать недели две. Шульдих хотел пофилосовствовать. Вобщем, не нашли общего языка.

- Ты один. Ты меня не убъешь. - Немец почесал подбородок, стоя на безопасном расстоянии. Как и ожидалось, Абиссинец ответил молчанием и очередным выпадом.

- А я переспал с Кудо. Es hat mir gefallen. (Мне понравилось.) Или я вру? - Немец смеялся. Фудзимия пропустил его слова мимо ушей, перебрасывая катану из правой ладони в левую.

- Как бы ты хотел умереть, Фудзимия? - Внезапно грустно, даже как-то уныло произнес Шульдих.

Айя воспринял эти слова именно так, как они звучали - вызовом.

- Du bist der Selbstmurder (Ты самоубийца), Айя. - Немец потрясающе ловко выскользнул из-под удара. Айя зарычал, разозлившись. Происходящее раздражало его. Он вымотался за двое суток и хотел спать. Он отчетливо понимал, что не сможет убить противника, но отступать просто так было как-то несолидно.

Оба, и немец и Фудзимия прекрасно знали, что смерти не боится ни один из них. Глупо бояться смерти на такой работе. Подсознательная подготовка к переходу в мир иной стала для них такой же обыденной вещью, как почистить зубы перед сном. К тому же оба они искренне верили в свое бессмертие... Поэтому и "чистили зубы" каждый день с легкомысленным спокойствием.

- Нравится быть самоубийцей? Самоубийство - нехорошо. - Немец цокнул языком и уперся кулаками в бедра. - Мне, как праведному христианину, очень горько слышать такие небогоугодные слова. Я и Джею расскажу, он тоже знаешь как расстроится? Он такой ранимый. Прийдет к тебе отношения выяснять, наставлять на путь истинный и блаблабла. Зачем ты говоришь такие вещи?

- Я ничего не говорил. - Отозвался Фудзимия.

- Да?! - Шульдих закатил глаза в притворном удивлении. - Надо же, а я так ясно слышал...

Он достал из кармана сигарету и неторопливо прикурил ее. Красный тлеющий огонек маячком сверкнул в густеющих сумерках.

- Я так ясно слышал... - Он затянулся. - "Ja, ja, ich will sterben (Да, да, я хочу умереть), поэтому я всё еще здесь."

- Ты себя переоцениваешь. - Айя опустил катану и еще раз подумал о том, как же он хочет спать. Спать. Спатьспатьспать...

- Как бы ты хотел умереть, Белый?

На сей раз Абиссинец ответил:

- Заткнись.

- Ты вообще представляешь себе свою смерть?

Айя раздраженно не то рявкнул, не то застонал:

- Я сейчас пойду домой. И иди ты к черту. Я. Сейчас. Пойду. Отсюда. Нафиг. И ты можешь сказать Кроуфорду, что я умер. Что ты меня убил. Что ты меня достал.

" Какой мно-о-о-огословный... Потрясающий спич. Я сражён."

- Сдохни сам, ублюдок. Я не буду тебе в этом помогать. Иди домой и застрелись. Сразу легче жить станет.

" Советует профессионал... Айя, ты сегодня какой-то нервный."

Где-то залаяла собака и послышался плач ребенка.

Шульдих вскинул руки, паясничая:

- Отлично. Кто же меня прикончит? Ich habe heute den Haufe des Volkes getцtet. Ich bin des Todes werte. (Я убил сегодня кучу народа. Я достоин смерти.) Айя, ангел мой, ты же не свалишь просто так?! Айя - ты мой ангел, ты знал? Ангел смерти, я думаю. Или вроде того. Хотя... У смерти вроде нет ангелов. У нее только коса. Блестящая заточенная коса. Похожая на меня.

Немец вошел в раж и замолкать не собирался. Катана в тонкой руке его конкурента дрогнула и угрюмо замерла.

- Айя, почему ты до сих пор "Айя"? Нравится носить женское имя? Нравится откликаться на него? Думаю, я понимаю, почему Кроуфорд захотел себе такого телохранителя. Вместо меня... Американец говорит: "от тебя много шума, немец". Ха, много шума. Ты любишь "Rammstein", японец?

- Нет.

" Значит, от тебя будет совсем мало шума. И ты зовешься женским именем. Кроуфорд не доверяет женщинам. Они лживые и непредсказуемые. Даже проститутки. А ты ему определенно... хм, импонируешь. Может, если бы он трахался с тобой, это сделало бы его не таким чертовым ублюдком? Ха, это... Это хорошая идея, что ты об этом думаешь?"

Айя загнал лезвие в ножны и повернулся к немцу спиной:

- До встречи.

Шульдих несколько удивился:

- Эй...

- Я хочу спать, я очень хочу спать и мне пофигу вся твоя болтовня. Я тебя вообще не слушаю.

"Я тоже хочу спать. Дай мне Кудо, один я не усну."

- Отвали.

- Айя, Айя, Айя, Белый ангел смерти с женским именем, с красивым женским именем, с тонким холодным лезвием и мутными глазами, Айя-а-а-а-а, - нараспев произнес Шульдих, посмеиваясь, - Ты положил на все законы жанра. Хотя бы крикни "Shine-e-e-e", а то мне как-то не по себе. Ха...

Фудзимия не ответил. Он зевнул и посмотрел в небо.

" Du bist teuere Devisen verkaufliche Frau und eben ist es alles. Du verkaufst das eigene Gewissen jede Nacht und sie zahlen, (Ты дорогая валютная проститутка, не больше. Твоя совесть продается каждую ночь и ей платят), Абиссинец. Кроуфорд поможет тебе забыть о совести. Видел ирландца? Вот у кого никаких душевных терзаний не бывает. Счастливый человек. Хочешь стать таким же? Хочешь работать с нами? "

Молчание. Айя "прослушал" всю эту речь, отвлекаясь на простенький мотивчик попсовой песенки, крутящийся в голове. При общении с немцем очень помогает. Шульдих раздосадованно сказал что-то вроде "Ай-яй-яй, черт".

" Какая дерьмовая песня. Я всё же подарю тебе "Rammstein". На похороны. "

- Быстро и безболезненно, если это тебя интересует, der dumme Deutsche (глупый немец.) - Внезапно отозвался Фудзимия.

"Глупый немец" почесал нос и пошел следом за Абиссинцем.

- Что "быстро и безболезненно"? Если это то, о чем я думаю, то можно прямо сейч...

Айя ускорил шаг.

- Ла-а-а-адно, - "Сменил тему" Шульдих, - Кого бы ты хотел видеть на своих похоронах?

- Тебе пришлют приглашение.

- О... Айя... - Театрально растрогался Шульдих. - Ну... Даже не знаю... Я не ожидал. Это приятно. Знаешь, если бы американцу ты не понравился, тебя мог бы трахать я...

- Застрелись. Ты же хочешь. - Глупая песня по-прежнему вертелась в голове Рана.

- Сам?! Сам - застрелиться... - Немец грустно пожал плечами, - Да... Никак руки не дойдут, знаешь ли. Всё дела, дела...

- Понимаю.

" Да. Я знаю. Ты понимаешь. Ты оттого и советуешь, что понимаешь..."

- Я сделаю, хочешь?

" У меня нет таких денег. По крайней мере, наличных. Ты очень дорого стоишь."

- Да. Бомбейца попроси. Он сделает бесплатно.

" Он хороший мальчик, знаю..."

Айя всё равно не хотел его убивать. Потому что это было бы бесплатно. Потому что начальство, может, и сказало бы "спасибо" или "очень приятно это слышать", но не заплатило бы. А напрягаться задарма... Айя очень дорого стоил.

Внезапно немец напрыгнул со спины, болезненным ударом по запястью чуть не выбил из рук катану и прижал Абиссинца к стене.

Они стояли глаза в глаза и немец чувствовал холодное дыхание Белого на своих губах.

- Убъешь? - Просто спросил Айя. Он не сопротивлялся. Он знал. Шульдих тоже дорого стоит. И ему тоже никто не платил вперед...

"Nein"

Абиссинец помнил, как будет "нет" по-немецки.

- Почему? - Неожиданно спросил Фудзимия. Его холодное дыхание, колеблющийся воздух между губами, чужие рыжие волосы касаются его лица... Чужие руки проводят по щеке, сами пугаясь ответного равнодушия кожи. Нет чувства. Интерес.

- Кроуфорд. - Шульдих прикоснулся языком к верхней губе Айи. " Кроуфорд будет недоволен. Твои рассердятся... Начнут нас потрошить, а у Кроуфорда есть другие дела, он не захочет тратить на вас столько времени... К тому же это очень рискованно. Твои разозлятся, могут убить наших... А американец хочет тебя своим телохранителем. Давно хочет. Всех вас хочет, у Персии раньше никогда не было таких профессионалов. Несправедливо, что такие профессионалы работают на такого идиота, как Персия. Ты хорошо работаешь. Если убъю тебя, он будет раздосадован. Или если убъю тебя, убъю остальных, вместо вас прийдут другие... Прийдется договариваться с ними, а у Кроуфорда есть другие дела... Айя-а-а-а."

Пока немец говорил, Айя не двигался. Но и не слушал. Он просто стоял, а теплые пальцы гайджина нежно, почти бережно чертили невидимые узоры на его щеке.

" Скажи что-нибудь, Белый."

- Отойди. Убери руку. - Каждое слово рождало движение и Шульдиху это очень нравилось. Ему нравилось стоять так близко, чувствовать податливость бледных мягких губ. И осознавать, что на самом деле рядом с ним никого нет. Что Фудзимия сейчас находится в другом измерении. Что он ничего не чувствует и не почувствует никогда. Как и сам немец.

" Говори, Абиссинец. Говори еще..."

- Я хочу, чтобы ты застрелился в свой день рождения.

" У меня нет дня рождения."

- Это будет мне подарок. На похороны.

Красивый рот Абиссинца скривился в подобии усмешки.

" Поцеловать тебя? Хочешь? Давай, чего уж там..." - Немец рассмеялся вслух.

Внезапно Фудзимия ударил Шульдиха в колено и, оттолкнув от себя, резанул катаной воздух.

- Целуйся со своими шлюхами. С женщинами. - Прозвучало, как дружеский совет.

Дружеский совет... Белый не хотел целоваться с немцем. Он хотел, чтобы немец застрелился из магнума. Чтобы Наоэ утонул в разбитом стекле. Чтобы ирландец превратился в бога. Чтобы Кроуфорд взорвался в одном из своих самолетов. Если бы Айя Фудзимия знал, когда у немца день рождения, он подарил бы ему скидку на свои услуги. Или магнум.

"Твоя жизнь - дерьмо." Шульдих сидел на земле, опираясь ладонями о теплый асфальт и улыбался. "Жить в дерьме и постоянно делать вид, что ты чистый... Трудно, наверное, да? В чём ты себя постоянно убеждаешь? Мне просто интересно. Ich bin mindestens, mit mir ehrlich. (Я по крайней мере, честен сам с собой.) Твоя жизнь - дерьмо."

- Знаю. Твоя тоже. - Айя загнал катану в ножны и пошел по направлению к дороге.

"Айя, почему я не могу заставить тебя спрыгнуть с крыши?"

- Потому что ты этого не хочешь.

" Почему?" - Немец шел рядом с Айей и прикуривал новую сигарету.

- Кроуфорд. - Айя передернул плечами. Немец метнул быстрый взгляд на его усталое лицо и не нашел на нем и тени усмешки. Кроуфорд... Неправда.

" Неправда..."

- Ну, скажи уж, раз знаешь.

" Потому что ты уже спрыгнул..."

***************************

- А... Абиссинец, блин...

- Слушаю. Помощь нужна?

- Не-е-е...

- Балинезиец, не забивай эфир, мать твою.

- Я не забиваю... Просто...

- Что?

- Да просто.

- Что просто, кретин?!

- Поговорить захотелось...

- Бомбеец, Абиссинец говорит, выруби этого придурка из эфира, все равно его участок почти чист.

- Бомбеец. Принято.

- Э! Ребята, вы чего! Ребята, не надо!

- Тогда заткнись.

Поскольку ответа от Балинезийца не последовало, стало ясно что либо он действительно заткнулся, либо его убили.

- Сибиряк, говори. - Фудзимия на взводе. Это чувствуется по его глухому напряженному голосу. Ему так и не дали выспаться. Четвертые сутки, а ему так и не дали выспаться. Персия, Персия, Персидский откромленный кошак. Наверное, задался целью проверить - можно ли довести Абиссинца до нервного срыва, просто не давая тому спать. Упадет ли у Абиссинца работоспособность, если он не будет спать? Это очень важно, это - рейтинговый показатель. А Фудзимия у Персии был самым дорогим. По рейтингу Фудзимии всегда был первым, но ведь можно поднять планку еще выше. Вайс и Айя приносят Персидскому откормленному кошаку столько денег... Айя, Ран... Мэнкс просто нещадно имела его эти четыре дня своими отчетами, заказами и ориентировками. Заработал Фудзимия хорошо, но на ногах стоял с большим трудом.

- Трое. Вооружены.

- Что у них?

- Да... Насколько вижу, фигня какая-то. Ничего существенного. По-легкому.

- Точнее можно?!

- Точнее: на троих - три кобуры. Доволен, блин?!

- Доволен, доволен... - Пробормотал Айя. Он не иронизировал, он на самом деле был доволен. Сибиряку не нужно будет помогать. Хотя... Хотя, потребуйся сейчас Сибиряку хоть какая-нибудь помощь, Айя наверняка и пальцем не пошевелил бы.

- Балинезиец, вызывает Бомбеец.

- Ка... кого... те... бе.. надо... малыш... - Прерывистый выдох Кудо в наушниках. Так, понятно, не приставать к человеку - он занят серьезным делом. Или умирает или убивает, или трахается.

- Уже никакого.

Сибиряк широко, щедро размахнулся и расслабленной рукой вспорол подбородок у объекта "номер три", одновременно доставая из его кобуры ствол. Разодранные шейные артерии, мучительная смерть в течение получаса. Хидака его потом пристрелит, чтоб не мучился. В конце-концов, у Кена тоже есть сострадание...

"Номер один" и "Номер два" повыхватывали свои пушки и со страху начали оголтелую беспорядочную стрельбу. А Сибиряк спокойно сидел за какой-то арматурной балкой этого заброшенного завода и считал чужие патроны.

"Клацк, клацк, клацк"... Холостые. Это называется "Ooops, не рассчитали..." А вот не нужно быть такими нервными. Нервные клетки не восстанавливаются. Хотя, какая вам теперь разница.

Кен небрежно, даже как-то лениво высунулся из своего убежища и, не целясь, подкосил сразу обоих.

- Сибиряк говорит. Чисто.

Сзади хрипел "Номер Три", болтающимся порванным языком напоминающий собаку.

- Бомбеец на связи. Абиссинец разошелся. Помоги.

Кен снова не стал целиться.

- Сибиряк говорит. Кому помогать? Плохо разошелся?

Разрядил всю обойму. Хрип задохнулся кровью.

- Бомбеец на связи. От него... От его "объектов" шума много. Успокой.

Вытер рукоять и курок пистолета подолом рубашки убитого и отбросил ствол в сторону.

Сказать, что Абиссинец разошелся - значит незаслуженно опустить его. Он не "разошелся", он натурально методично зверствовал.

Кен стоял, прислонившись спиной к какому-то развалившемуся заводскому станку и грязной тряпкой чистил лезвия багнака, пытаясь стереть с них запекшуюся кровь.

- Ты что это вытворяешь? - закончив, спросил он.

Айя не ответил, отрубая жертве еще один палец. Несчастный даже орать не мог - Фудзимия аккуратно перерезал ему связки.

- Айя, успокойся, а... - Неуверено предложил Кен.

- Я. -Взмах катаны. - Хочу. - Рассекаемая плоть большого пальца. - Спать. - Безумные глаза жертвы, сходящей с ума. Мутные глаза убийцы. Глаза росы фиалкового цвета...

Хидака осторожно, очень осторожно приблизился к беснующемуся Фудзимии и молниеносно перехватил чужие тонкие бледные запястья. Захват у Хидаки был железный, хрен вырвешься. Правой рукой мягко похлопал Айю по плечу:

- Тс-с-с, всё, всё... Тихо, тихо, сейчас вернемся и ляжешь спать... Никто к тебе сутки не подойдет... Тихо, тс-с-с, все хорошо...

- Кен, ты идиот... - Негромко прошептал Айя и, высвободившись, одним ударом отсек "заказанному" голову. - Ничего хорошего...

- Да. - Легко согласился Кен. Айя внезапно затрясся мелкой дрожью, словно его пробил озноб. Сибиряк обхватил его за плечи и принялся растирать руками, словно полотенцем. - Да, все плохо. И спать хочется.

- Хочется. - Подтвердил Фудзимия, закрывая глаза. Он уткнулся лбом в Хидаковское плечо, руки безвольно повисли вдоль тела, но... Но рукоять не выскользнет из пальцев, даже если Абиссинец сейчас впадет в кому.

- Хорошо смотритесь. - Йоджи хотел хохотнуть, но сбился и закашлялся. Кен ничего не ответил, но и отходить от Фудзимии не стал.

- Это он сделал? - Кудо подошел поближе к растерзанным телам.

Хидака кивнул, провожая Балинезийца глазами.

- Хм. - Йоджи достал сигарету и, не прикуривая, прикусил ее зубами. - Профессионально. Ирландец сделает себе харакири от зависти, ей-богу.

Убитых было двое. С первого Айя местами снял кожу. У второго остался только один палец из двадцати. Да и тот только на две фаланги.

- Он... Того... - Кен слегка встряхнул Фудзимию и тот приподнял голову, приоткрывая воспаленные глаза. Йоджи поймал его темный усталый взгляд из-за Хидаковского плеча.

- Очередной наркоторговец, рабовладелец, растлитель малолетних, вор, убийца, насильник, безумный ученый-генетик или просто не там перешел улицу. - Кудо отвел глаза на голову убитого, не выдерживая тусклого взгляда Фудзимии.

- Хм.- Невнятно отозвался Айя. - Нужное подчеркнуть... Кудо, с кем ты там трахался?

- Я пошел за машиной. - Хидака усадил Абиссинца на грязный заводской пол и неторопливо пошел к выходу.

- Я не трахался.

- М-м-м. - Айя устроился поудобнее, закрывая глаза.

- Я на работе такими вещами не занимаюсь. Я ответственный.

Йоджи втянул в рот сигарету и, методично прожевав ее, проглотил.

- Это что? - Засыпая, пробормотал Фудзимия. Он не удивился. Просто... заметил.

- Курить бросаю. - Коротко огрызнулся Кудо. - Бомбеец, ты где там застрял?

- Щаз буду...

- Малыш, мы волнуемся. - Это было правдой. Все всегда волновались за малыша. Семья из троих мужиков и у всех принято волноваться за малыша. Единственное чадо, так сказать. И дело не в том, что малыш слабее или моложе. Дело в том, что... Это как сигарета после плотного ужина. И можно себе позволить, и отказаться не можешь, да и отказываться как-то не хочется. Привычка.

- Щаз буду.

- Какого хрена ты там делаешь?

- Шварц.

Фудзимия в одно движение оказался на ногах, рядом с Кудо.

- Бомбеец, они что... Они с тобой что-нибудь сде...

- Тихо. - Перебил Цукиено. - Тихо, они заказ отрабатывают.

- А ты какого хрена там сидишь? Ноги в руки - и линяй оттудова!! - Кудо не сделался потише. Айя поморщился. Громкие звуки раздражали его. Он вспомнил, что у убитого им мужчины еще остался один палец...

- Не могу.

- Заметят?

- Нет... - Нехотя признался Оми, - Интересно...

Кудо переглянулся с Айей. У Фудзимии потрясающие блестящие фиолетовые радужки... Это редкость. Подобное отклонение от нормы возбуждает. Если бы Кудо был женщиной, то он подумал бы именно об этом... А так он думал о том, что у Цукиено теперь будет такой же отчужденный препарирующий взгляд. Только не фиолетовый, а синий... Впрочем, по цветовой гамме это где-то рядом.

Так они и стояли с минуту, смотрели друг другу в глаза и чувстовали, что пол превращается в карусель. И крутится, и крутится, а они не двигаются с места. Потому что сойдешь - вылетишь... Оми.

Йоджи сглотнул и севшим голосом приказал:

- Бомбеец. Уходи оттуда.

Айя отвернулся.

Бомбеец...

Цукиено теряет невинность. А они двое подглядывают за этим в замочную скважину и орут "Не забудь про презервативы!"...

Айя отвернулся и сел на пол.

Все взрослеют. Оми взрослеет. У него проявляется профессиональный интерес... Он забыл про презервативы. Он больше не будет предохраняться. Он так решил. Он тоже хочеть занимать первое место в рейтинге...

- Да пусть смотрит. - Раздалось со стороны входа.

Йоджи снова полез за сигаретой, краем глаза наблюдая за Абиссинцем, прикорнувшим у стены.

- Что ты здесь забыл, Кроуфорд? Твои ребята в соседнем здании.

Брэд сдержанно улыбнулся:

- Пришел проследить, что с вашей стороны не последует никаких неожиданных действий.

- Ну, следи, предсказатель херов. Вот например... - Йоджи великодушно повел рукой в сторону Абиссинца, - ...с его стороны уже вообще никаких действий не последует.

Кроуфорд скользнул взглядом по отрубившемуся Фудзимийе и спросил:

- Ранен?

- Нет. Спит.

Кроуфорд рассмеялся в голос:

- Спит?

- Тс-с-с-с. Не буди, если тебе дороги твои пальцы. - Предупредил Кудо. Присутствие Шварца раздражало его. А Фудзимие было пофигу. Он чувствовал телом пристальный взгляд Брэда, но ему было пофигу.

---

Часть_02 Автор: Mobius

Потерял всё. Будущее - свет. А я живу в тени. Настоящее - вода. Течет сквозь меня, меня не замечая. Прошлого нет. И не было никогда. И не надо. Прошлое - цепь на ноге, свободы не любит. Будущее - цепь на шее, не любит свободы еще больше. Раз так, то его нам тоже не надо.

Наги почесал переносицу. Но зуд не проходил, раздражая и отвлекая. Сегодня утром Брэд, входя в комнату, со всей силы заехал открывающейся дверью мальчишке по лбу. Нос - вдребезги. Кроуфорд извиняться не стал, пошел за бинтом. Теперь на лбу от волос до переносицы на бледном лице Наги красовался темный свежий шрам. Брэд явно не заботился предсказаниями таких мелких вещей. Его больше волновало, останется ли он в живых, входя в комнату к Фарфарелло.

- Бесконечность - иллюзия. - решительно заявил Наоэ. Из носа снова пошла кровь.

Кошка, развалившаяся на газонной траве, вздрогнула от звука его голоса и насторожилась.

- Нет бесконечности. Ничего вечного не существует. Все можно разрушить.

Кошка моргнула, наблюдая за подростком, говорящим в пустоту.

- У всех есть какая-то цель в жизни. Может, моя цель - покончить собой. Может, стать самым великим из самых великих... Я стану великим, когда разрушу мир. Убъю бога. Я могу. Джей доволен, обижая бога. А я могу убить. Я могу, я знаю...

- Закругляйся. - Шульдих появился как всегда, бесшумно и неожиданно. Но Наги уже успел привыкнуть к подобным спецэффектам, потому не обратил на коллегу ровно никакого внимания.

- "Бесконечность", "убъю бога", "разрушения"... Наги, тебе надо больше отдыхать. Вытри нос.

- Ты убил кого-то?

- А что? - Немец оскалился.

- Ты весь в крови.

- Могу себе позволить.

- Развлекся?

- Я заставил Кэннон покончить собой. Это было весело. Jetzt wird bei mir ganzer Tag die gute Stimmung... (Теперь у меня весь день будет хорошее настроение...)

- Шульдих, у тебя есть воля к жизни? - Неожиданно перебил его Наги.

- Закругляйся, я сказал.Wir sollen gehen, das dumme Kind. Offenbar Bred hat dir den Kopf geschadet. Obwohl... Dort war alles und bis zu ihm nicht besonders in Ordnung... (Нам пора идти, глупый ребенок. Похоже, Брэд повредил тебе голову. Хотя... Там и до него было не особо все в порядке...)

Наги зажмурился и кошка, взвизгнув, взлетела метра на три вверх. Немец замолчал, внимательно наблюдая, как та беспомощно барахтается, судорожно перебирая всеми четырьмя лапами.

- У тебя есть воля к жизни? - Спросил Наги, лихорадочно поводя по переносице ладонью и щурясь. Его вопрос прозвучал потрясающе буднично, словно он спрашивал про погоду.

- Такой же как у нее, - Шульдих указал на животное, - Нет.

- Ага. - Зачем-то подтвердил подросток.

- Все, пошли. Твой филосовский бред начинает меня раздражать. - Шульдих отвел ладонь Наоэ в сторону и прикоснулся своими холодными пальцами к шраму. На пальцах остались темно-розовые разводы. Шульдих твердым движением стер кровь и повторил:

- Wir gehen. Ich bin ermudet. (Идем. Я устал.) Я устал, говорю.

Наги вздохнул и мягко опустил кошку обратно на траву. Обезумевшее от страха животное сжалось в комок и не двигалось.

- На тебя похоже. - Шульдих не прятал улыбки.

Наги вздрогнул и...

- Правда, сейчас она очень похожа на тебя. Das Spielzeug. (Игрушка.) Кроуфордовская игрушка. Ты даже стекла бъешь только потому, что он тебе разрешает. Ничерта своего в тебе нет, Наоэ, ничерта. Ты весь - одна сплошная каменная стена, за кторой ничего нет. Игрушка. - Шульдих не выдержал и хохотнул. ... и дом колыхнулся всем своим арматурным скелетом, словно попав в цунами, выплескивая разбитое стекло из окон.

Наги дрожал всем телом, подавляя вторую волну.

- Что за страсть к битью окон. - Зло бросил немец. - Задолбал. Пошли.

Поскольку Наоэ на приказ никак не отреагировал, немец мягко, даже бережно взял его за запястье и потянул за собой. Наги неожиданно резко вырвался, отходя в сторону...

Немец с легкостью поймал его и поцеловал в скулу, негромко посмеиваясь.

- Пойдем.

- Отпусти меня...

- Пойдем.

- Отпусти...

********************

- Den Zylinder.. (Цилиндр...) - Немец потянулся за стаканом с водкой, но передумал и широко взмахнул руками, пытаясь изобразить цилиндр. Нечаянно задел какого-то подвыпившего прохожего. Тот немедленно полез в драку, но немец щелкнул пальцами и прохожий рухнул на пол, хватаясь за голову и беззвучно крича. - Да, цилиндр. Посередине, внутри... das elektro-magnetische Feld fileSt... (течет электромагнитное поле...) Цилиндр сжимается...

Шульдих был пьян. Или хотел таковым казаться. Он громко хлопнул в ладоши, символизируя сжимающийся цилиндр.

Его собеседник молча пил, не обращая внимания на пьяный бред рыжего.

- С троцов... там с торцов прикреплена der Sprengstoff... Der Striche, wie wird es In der japanischen Sprache? Die stumpfen Japaner. Die gerichtete Explosion... (взрывчатка... Черт, как это по-японски? Тупые японцы. Направленный взрыв...) Ты понимаешь?

- Заткнись. - Йоджи резко встал, отправляясь к барной стойке за очередной бутылкой. Шульдих не обратил внимания на его исчезновение.

- Взрыв сокращает площадь, по которому течет электромагнитное поле, но само-то поле в объеме не уменьшается... Ага, не уменьшается, я понял...

Йоджи вернулся с двумя запотевшими бутылками. Шульдих мельком оглядел прозрачное стекло и зачем-то сказал:

- Жидкость в бутылке является амортизатором.

- Если бить по голове бутылкой из-под шампанского, то будет не важно, пустая она или полная. - Усмехнулся Йоджи.

- Но если будет полная, то жидкость самортизирует и есть шанс не убить человека.

- Заткнись. Ты в этом ничего не понимаешь. - Кудо начинал действительно уставать от этого трепа. Сегодня почему-то никак не удавалось напиться. Черт возьми, ведь он взял выходной не для того, чтобы слушать, как притворяющийся пьяным Шварц гонит какую-то фигню.

Шульдих рывком поднялся и выхватил бутылку из рук Балинезийца.

- Сам заткнись. Das elektro-magnetische Uberschwinden oder die Explosion geschieht. (Происходит электромагнитный выброс или взрыв.) Это вызывает скачок напряжения, поражающий всю электронику в радиусе взрыва. Радиус зависит от мощности взрыва. Таким образом вырубаем все die Gerate, die in der Nahe arbeiten. Es ist die neuesten Erarbeitungen. Sie werden sich noch vervollkommnen, (приборы, работающие поблизости. Новейшие разработки. Они еще усовершенствуются,) но принцип работы именно такой.

Йоджи откинулся на спинку дешевого металлического стула, сцепив пальцы на животе и спросил:

- О чем ты?

- Видишь? - Шульдих расслабленно ткнул пальцем в сторону пьяного в дым посетителя, прикорнувшего у соседнего столика.

- Да.

- Эта пурга сейчас роится в его голове. Пурга про электромагнит... Тьфу, пурга, короче.

Йоджи промолчал. Немец сделал большой глоток и размашисто вытер лоб.

- Я нихрена не понимаю из того, что он думает. Сигареты есть?

- Есть.

- Дай.

- Отвали. - Йоджи машинально полез в карман, выуживая на свет божий помятую полную пачку.

" Danke, das Vieh" (Спасибо, скотина)

- Надеюсь, ты сдохнешь от рака легких.

" Надейся. Я бессмертен."

Жара убивала. Кондиционеры не работали и лица посетителей блестели испариной.

" Ты следишь за мыслью?" - Шульдих закурил. " Сейчас он здесь, пьяный, ему сорок три года, он думает, он гений физики..."

- Дальше.

" Он долго учился в школе, в университете, ходил на факультативы, на курсы повышения квлификации... "

- Дальше.

" Он выйдет отсюда пьяным и..." Немец свистнул, запуская стаканом в стену. " ... и попадет под грузовик. И патологоанатом будет опознавать его по зубам. На хер тогда сдались его сраные курсы повышения квалификации."

Йоджи молчал. Шульдих остановил на его осунувшемся лице свой неожиданно трезвый взгляд и еще раз тихонько свистнул. " Жизнь - иллюзия, Вайс. И Наоэ так говорит. Жизнь - игра теней. Все дороги ведут в одну и ту же выгребную яму. Der Idiot, du verstehst mich? (Придурок, ты понимаешь?..)"

Кудо знал, как будет "придурок" по-немецки. Это почти на всех языках звучит одинаково... Как "мама"...

- Однажды мне приснилось, что я лечу.

- И что? - Шульдих отвел взгляд.

- А потом в том же сне мне оторвало голову поездом. Я понимаю.

" Не люблю поезда. "

Повисшее молчание нарушалось людским гомоном, заполнявшем маленькое помещение бара, словно вата - банку. Йоджи где-то около получаса сидел в этом душном улье, разглядывая заплеванный пол, когда к нему подсел немец. Кудо смерил взглядом высокую фигуру в белом плаще и... отвернулся, поднося полупустой стакан к губам. Шульдих тогда очень громко рассмеялся, но никто не обратил на него внимания.

Кудо было все равно.

Немцу было все равно.

Weil die Nacht noch nicht angebrochen hat. (Потому что еще не наступила ночь.) Балинезиец жил ночами. А немец... Ему, наверное, было пофигу. Он был неоправданно уверен в своём превосходстве.

- Тень. - Громко сказал Шульдих, - Тень - это не свет и не тьма. Тень - это наша жизнь. А жизнь наша - дерьмо. У нас с тобой дерьмовая жизнь, Weiss. (Белый.)

- Пей.

Немец снова вытер лоб и взялся за горлышко бутылки. Следующим движением он потянулся к вороту Йоджи, неловким движением притянул его к себе через весь стол и попытался поцеловать. В попытке не было ничего грубого или резкого. Вообще никакого чувства. Словно целовался со столом. Не встречая никакого сопротивления со стороны Вайса, он позволил себе увлечься. Нет, пожалуй, это все-таки лучше, чем со столом...

Йоджи снова ничего не сказал.

Шульдих провел ладонью по чужому бедру, затянутому в дорогие черные брюки. У Кудо такие дорогие шмотки... Интересно, Персия платит ему больше, чем SZ - Кроуфорду?

Балинезиец вздрогнул и попытался стряхнуть руку Шульдиха. Немец оскалился и больно впился пальцами.

" Вот видишь. Эпизод, не больше. Ты выйдешь на улицу, тебя переедет грузовик и это ничего не будет значить.Я могу переспать с тобой, а потом заставлю спрыгнуть с крыши. И это ничего не будет значить."

- Да. - Кудоу вытер рот тыльной стороной ладони. - Когда я буду убивать тебя, ты вряд ли вспомнишь про эти свои идиотские "Die elektro-magnetischen Felder." (электромагнитные поля.)

" Ты смотри-ка...Ты смотри-ка, какой ты у нас самоуверенный." - Немец равнодушно проводил глазами шатающуюся фигуру какого-то пьяного, пристающего к бармену.

- Убери руку.

- Не нравится? - Немец почему-то ответил вслух.

- Убери руку, пока я ее тебе не оторвал. - Устало повторил Йоджи.

"Хочешь переспать со мной?"

Кудо поперхнулся.

" Я два раза не предлагаю."

- Сраный гайджин... - Йоджи ошарашенно посмотрел на немца. Тот медленно поднялся.

" Допивай."

- Я не...

- Пошли. - Шульдих не оглядываясь вышел из душного бара.

******************************

Кен со всей силы ударил по мячу. Полусдутая грязная кожаная оболочка с трудом удерживала в себе остатки воздуха и жалобно хлюпала, отзываясь на сильные удары потрепанного кроссовка. Пожухлая, хрупкая от жары трава ломалась с прозрачным шорохом. Хидака пинал мяч весь вечер.

Его достали цветы.

Его раздражал зеленый цвет и приторный тяжелый цветочный запах.

Ему хотелось вытоптать всю траву на этом футбольном поле.

Да, ему хотелось пригнать сюда грузовик с бетоном и убить всю эту желтую колючую траву, за которую цепляется сдутый футбольный мяч.

Фудзимия равнодушно смотрел на болтающиеся шнурки Хидаковских кроссовок.

- Ты завтра работаешь с Кудо.

Кен остановился, смерив взглядом сидящего на скамейке Айю:

- Ты уходишь?

Фудзимия тяжело поднялся, оттряхивая штанину.

- Не твое дело.

Кен опустил голову, разглядывая что-то на земле. Вздохнув, негромко произнес:

- Ты умеешь играть в футбол, Фудзимия?

Айя не обернулся, чтобы ответить на вопрос:

- Нет. Тупая английская игра.

- Английская... - Удивился Хидака.

- Идиот. - Спокойно произнес Фудзимия и прибавил шагу.

Хидака прищурился, прицелился и с разбегу ударил по мячу. Тот с глухим шлепком ударился в спину уходящего Абиссинца и грузно шлепнулся на дорогу. Айя медленно обернулся и неподвижным взглядом посмотрел на Кена. Потом на его расшнурованные кроссовки.

- Ха! - Громко и отчетливо выговорил Сибиряк.

Айя наклонился поднять мяч.

- "Завяжи шнурки, идиот-Хидака, а то споткнешься." Почему ты не сказал?

- Не люблю футбол. - Айя с силой швырнул мячом в Кена. Попал. - Сам следи за своей сраной обувью.

- Так просто... Нет у тебя друзей, Фудзимия. И не будет никогда.

Где-то вдалеке гудела автострада.

Айя посмотрел в сторону, словно задумавшись. Хидака ждал.

- Хорошо. - Наконец выдохнул Абиссинец. - Хорошо, Кен. Давай сыграем, твою мать.

Женщина в кимоно такого яркого красного цвета, что режет глаза...

Женщина в красном кимоно сидела на траве, закинув ногу на ногу. Правое гэта валялось неподалеку. Она с интересом смотрела, как двое молодых людей ожесточенно гоняют мяч. В том, как они играли, открывалось нечто такое агрессивное, такое неприкрыто-яростное, что казалось - воздух между ними раскалился. Женщина покачала босой ногой в воздухе и откинулась на спину.

- Это очень глупая игра... - Аяй толкнул Хидаку в бок и тот, не устояв на ногах, кувырком прокатился по земле. - Я знаю другую.

Кен молниеносно вскочил и ударил Фудзимию по голени. Тот взвыл и, схватив Кена за футболку, бувально отшвырнул в сторону. Сибиряк автоматически откатился влево и снова встал на ноги.

Айя не делал больше попыток напасть. Он тер ногу и скрипел зубами.

- Какую другую?

- Она называется " Забирай свой гребаный мяч и отстань от меня ".

Кен театрально закатил глаза и завыл:

- А-а-а-а! Ну надо же. Никогда бы не догадался, что ты можешь придумать такое.

- Правда? - В ровном голосе Фудзимии совершенно неожиданно проявилась издевка.

- Правда. Ты, блин, такой предсказуемый. - Мягко ответил Кен. Помолчав, он добавил:

- Хочешь, пошли завтра вместе...

- Куда?

- Откуда я знаю. Куда ты завтра идешь?

- Отстань от меня.

- Я бы с удовольствием.

- Ну, давай.

- Не могу.

- Мне спросить "почему"?!

- Ты какой-то придурковатый, Фудзимия. Честное слово.

Поскольку Айя ничего не ответил, Хидака пошел, подобрал мяч и неожиданно предложил:

- А давай подермся?

Фудзимия просто ответил:

- Вот ведь... дурак...

Женщина в красном со вздохом поднялась с земли и неспешным шагом приблизилась к двум молодым людям, вяло перебрасывающихся словами. Словесный теннис. Они только что попытались подраться и теперь, довольные, обсуждали что-то. Красноволосый вытирал кровь из разбитого носа, а второй, сидя на земле, ожесточенно тер колено.

- Ты дерешься, как девчонка. - Айя закашлялся и сплюнул.

- Пригласи меня завтра на свидание... - Огрызнулся Кен. - Выпивка за твой счет. Закусывать не будем.

- Ты меня за волосы схватил!

- Ну и что...

- Так дерутся только девицы.

- Да пошел ты!

Молчание.

- Завтра, Фудзимия, завтра.

- Придурок... - Айя лег на траву рядом с Хидакой и закрыл глаза.

- Я надену розовое кимоно твоей сестры. Это будет смешно. Ты улыбнёшься... Я возьму фотоаппарат. Потом повешу эту фотографию на экран телевизора. Знаешь, по-моему, это ты распугиваешь всех наших посетителей. Ты смотришь на них так, будто все к нам приходящие должны тебе как минимум по тысяче йен... Айя?

- Ненавижу тебя... - Так просто сказать. Так просто почувствовать. Ненавижу тебя, Хидака. Ты и Кудо, чертов Цукиено... Я буду ждать, когда вас всех перебъют. Медленно, по одному. Потому что иначе я не смогу спокойно умереть. Не смогу сдохнуть, буду думать, какого хрена вы тут без меня... Вы же придурки, все как один... Я... Наверное, я люблю вас. Наверное. Ненавижу вас за это.

Сраная привязанность... Я был привязан к отцу, матери, сестре. И где они теперь? Вот и я о том же... Они все бросили меня. Нельзя доверять людям, никогда нельзя доверять людям... Хидака, я задушил бы тебя собственными руками, чтобы не ждать каждый день, чтобы не думать каждый раз, как ты уходишь на задание, не думать о том, что тебя убъют. Не думать о том, что убъют Кудо или Цукиено.

Айя уткнулся лбом в Хидаковскую ногу и тихо, но отчетливо повторил:

- Ненавижу тебя.

Кен пропустил сквозь пальцы прядь рубиновых волос:

- Я тебя тоже. Я тоже...

- Прошу прощения... - Позвала она. Босая нога сиротливо выглядывала из-под кровавого подола.

Хидака медленно развернулся в ее сторону.

- Доброго вечера, Мацудзиро О-Сэн.

Сибиряк не был уверен, стоило ли вообще разговаривать с ней. Она странная.

Полные бледные губы женщины растянулись в приветственной улыбке, преображая лицо. Хидака невольно улыбнулся в ответ. Она странная. Красивая в своем демонстрируемом уродстве. Кажется, он влюблен в нее.

- Лилии будут во вторник. Завтра. Сегодняшняя партия завяла. Мне очень жаль.- Фудзимия смерил ее взглядом. Алый шелк сполз, обнажая красивое костлявое плечо и левую грудь. Айя встал, протянул руку и поправил ворот ее кимоно, стараясь не касаться пальцами ее кожи.

- Да. Я прийду.

Она покачнулась и пошла дальше, некрасиво загребая ногами, словно утка.

Сибиряк и Абиссинец долго смотрели ей в спину.

- Она пьяная.

- Нет.

- Видел ее глаза?

- Нет. Она торгует наркотиками, Кен. Героин и медицинские обезболивающие. Она мешает фенитанил с опиумом. Она называет это "Сны милосердия".

- Это... Это как?

- Не знаю. Не пробовал.

- Ты врешь. Это не правда.

- Я... - Айя мельком глянул в лицо Хидаки и действительно соврал, - Да, это... Я вру.

- Почему она покупает только лилии?

- Спроси.

- Айя, она говорит - она Кэннон...

- Она сумасшедшая. Но иногда мне кажется, что это правда...

- Она... У нее есть парень?..

Фудзимия снова откинулся на траве и запрокинул голову:

- Наемный убийца и наркоторговка... Кен. Пригласишь меня на вашу свадьбу.

- Заткнись.

- У вас не будет детей.

- Заткнись.

- Она сдохнет от передоза.

- Заткнись.

- А тебя закажут. Персия закажет тебя, за то что ты ушел.

- Заткнись сейчас!

- Тебе хотелось бы, чтобы я тебя убил? Или Кудо? Или Оми? Он хороший мальчик. Никогда не промахивается... И сделает это бесплатно.

- Замолкни, ублюдок!

Айя отвернулся.

Молчание.

Внезапно Хидака ткнул его в плечо и равнодушно произнес:

- Всё, иди туда, напротив ворот. Я научу тебя тупой английской игре...

Абиссинец хмыкнул и, выхватив из рук Сибиряка мяч, поплелся с ним на середину поля.

***************************

Солнце, маслянисто блестящее сквозь пыльную тусклую листву деревьев...

***************************

- Давай поиграем в игру...

Йоджи прищурился. Свет.

- Она называется "Честность".

Йоджи посмотрел в глаза ангелу и выстрелил в него. Попал в голову, хотя не особо и целился. Обнаженный ангел с огромными белоснежными крыльями упал лицом вниз. Йоджи снова запрокинул голову, садясь на землю.

- Давай поиграем в игру...

Кудо вздохнул и оглянулся. Ангел неуклюже приподнялся и встал на четвереньки. В голове зияла дыра.

- Она называется "Честность".

- Да отвали ты ради бога. - Безнадежно простонал Кудо. Ангел сел напротив Балинезийца. Свет померк. Маленькая тесная комнатка, девятимиллиметровый пистолет Вальтера. Восемь патронов. Древность 1977 года. И Ангел. Полные чувственные бледные губы на скуластом изможденном лице.

- Я думал, вы там... бесполые. - Йоджи скользнул взглядом по упругой красивой груди женщины с аккуратными маленькими розовыми сосками.

- Давай поиграем...

- Да заткнись ты!

- Она называется "Честность"...

Тупик. Полный. Нет выхода. Deadend.

Йоджи очнулся от тяжелого неглубокого сна. Он перестал принимать барбитураты. Исскуственного сна больше не было. Балинезиец хотел снова научиться спать, как спят живые люди, но из-за этого походил на больного нарколепсией. Заснуть без медикаментов становилось невыносимо невозможно. И каждый раз, как засыпаешь, является эта чертова Аска в образе ангела и грузит, грузит, грузит...

Я все равно не покончу с сбой, мертвая дура...

Жизнь прекрасна. Я когда-нибудь расскажу тебе об этом.

Ты очень красивая, Аска... Я отстрелю тебе крылья. Ты не сможешь улететь и снова оставить меня наедине со всепожирающим чувством вины и страха... Я отстрелю тебе крылья и пришью их себе на спину. Цукиено попрошу, он пришьет. Он никогда не боялся вида крови.

Расцарапанная татуировка на левом плече...

Кудо спустил ноги с кровати, уныло констатируя привычную холодность остывшего за ночь пола. Зеркало рядом с дверью. И тишина в пять часов утра. И молчание спящего дома. И одиночество. И дурацкие нервные сны. И ничем не вытравимое желание сказать "С добрым утром". Хоть кому-нибудь... Интересно, немцу кто-нибудь говорит это? Или Айе... Кену... Оми... Или мне... Я не помню.

- Здравствуй. С добрым утром. - Кудо провел рукой по поверхности зеркала. - Хреново выглядишь. Хотя, ты всегда хреново выглядишь. Ты потрясающе красиво хреново выглядишь. Опять ночь не спал, да? Ну, бывало и похуже. По крайней мере... Могло быть хуже. Жизнь прекрасна. И у меня есть сигареты.

Зеркало молчало. Кто ты? Я тебя не знаю...

Йоджи действительно почувствовал себя намного бодрее, вспомнив о пачке сигарет, оставленных в кармане пиджака.

Сигареты. Горький дымный запах медленно заполнял комнату. Кудо подошел к окну и посмотрел сквозь никогда-не-спящий город. Утренний сквозняк, неровная полоса рассвета над ковром ощетинившихся антеннами крыш.

Жизнь продолжается. Жизнь прекрасна. Даже когда никто не говорит об этом. Даже когда некому этого сказать.

---

Часть_01

...над перекрестком...

Автор: Mobius

"Мне не жаль, что я здесь не прижился,

Мне не жаль, что родился и жил.

Попадись мне, кто это придумал,

Я бы сам его здесь придушил"

Он не боялся.

Страх вообще стал чем-то таким забытым, таким далеким, что случись ему теперь испугаться, он наверняка и не понял бы, что это с ним случилось.

Но любой другой на его месте обязательно испугался бы. Потому что было чего бояться. Высоты, ветра и тишины забытого чувства страха.

А Кен не боялся. Впрочем, он всегда был очень смелым. Безрассудно смелым и отчаянно доверчивым. Он карабкался вверх по скале, жадными глазами уставившись ввысь, туда где должна была быть столь желанная, столь недосягаемая вершина... Забравшись на нее, можно разом оглядеть весь мир. Можно стать богом и сдохнуть от того, что нет возможности спуститься. Боги умирают именно таким образом - они забывают о том, как надо спускаться.

Он мельком глянул вниз и улыбнулся. Перед его взглядом расстилались необъятные просторы небес, свет застилал его глаза. Рваные жидкие облака плыли прямо под ногами, принося с собой запахи песка и моря. Кен держался одной рукой за выступ в скале, второй свободно размахивая в воздухе, словно это была не рука, а крыло.

- А-а-а-а!.. - Кен рассмеялся, чувствуя, как от бесконечной высоты и нехватки кислорода кружится голова. - Я великий бог!

Пальцы пробила нервная дрожь и они разжались...

Кен радостно рассмеялся, падая, чувствуя как порывы ветра рвут его на части и не было чувства прекраснее.

- Я великий бог и мне даровано бессмертие.

А Бомбеец хочет научиться летать...

*********

Тихой, доводящей до нервного срыва трелью будильник разорвал божественные сны.

Пальцы пробила нервная дрожь и они разжались...

Стакан с глухим тяжелым звуком стукнулся об пол и разбился. Надо же, ведь пока спал так и не выпустил его из рук... Высший пилотаж. Профессионал, блин. Теперь ладонь сводит так, что в кулак не сожмешь.

Хидака медленно приоткрыл заспанные глаза. Всё тело ныло, ноги затекли, а шея вообще отказывалась двигаться. Вот что бывает, когда угораздит уснуть на стуле. Или перепить с непривычки. Пил он на самом деле редко, но вчера почему-то так страстно захотелось нажраться. Причем вусмерть. Наверное, это из-за... Да не из-за чего, вобщем-то. Просто захотелось. Раньше вот хотелось вырубиться алкоголем потому что постоянно мучили кошмары или чувство вины, или эти вечные ранения и ушибы, но недавно это ушло. Просто исчезло и все. Это называется "Кетамин". Можно сказать, теперь ничего не мешает жить. Теперь ничего не мешает быть богом и чувствовать свое бессмертие.

- Ч... Черт. - Кен наступил на осколки стакана, но боли не почувствовал. Голова трещит, наверное, с похмелья. Надо на кухню спуститься, глотнуть чего-нибудь, а то во рту как будто соленой рыбы переевши. Он пошатнулся и закашлялся.

Странная была ночь. Летняя, душная, сумрачная и бессонная. Давно таких не было. С тех пор, как закончилась вечная зима. Странное дело, Сибиряку на самом деле казалось, что она никогда не разродится весной, а тут сразу - лето. Лето - самое хреновое время года. Помимо зимы, весны и осени. Все остальное еще как-то можно перетерпеть.

Мутный занимающийся рассвет никак не мог пробиться сквозь пелену тяжелого ватного ночного воздуха и возвестить о приходе нового дня. Кен прикрыл глаза, потягиваясь.

"А может, так оно и будет теперь. Может, не наступит никакого нового дня. Да и на фиг он нужен. Невелика потеря. Мы как проститутки, нам платят за ночь, так что пошел этот новый день к чертям собачьим..." Сравнение с проституткой Хидаку невероятно развеселило и он с трудом подавил смех. Смешно. Йоджи оценит это сравнение. Надо почаще напиваться - становишься неожиданно остроумным.

Спускаясь по лестнице на кухню, Хидака пару раз чуть не навернулся со ступеней. "Чего это я? Я же в норме..." - Убеждал себя Кен. - "Нифига. Я просто... У проститутки уже неделю выходной и она устала без работы."

Хидака снова затрясся всем телом в приступе беззвучного смеха. Вообще-то он не любил смеяться над собой - после этого всегда тянет на депрессию. Но сегодня... у проститутки выходной и все идет кувырком.

На кухне было темно, хоть глаз выколи. Стандартные небольшие окна с грязными пыльными стеклами выходили на запад и отражали лишь отблески белого утреннего света. Хидака попытался нашарить на стене выключатель, но потом плюнул на это бесполезное занятие.

Стакана он тоже не нашел. Да и не искал. В конце-концов, можно пить прямо из бутылки. Сакэ, сакэ, опять эта чертовая рисовая водка. Холодная, черт... Ктайское просовое пиво и то вызывает больше эмоций, чем этот самогон.

На кухне было холодно и сквозняк неприятно студил ноги. Кен отхлебнул из бутылки, поперхнулся и долго кашлял. Спирт обжег горло и наливался в желудке неприятной свинцовой горчичной тяжестью.

Неожиданно пальцы ноги уткнулись во что-то мягкое и теплое. Хидака вздрогнул и машинально пнул это. "Это" с шуршащим шорохом откатилась в угол.

Тапок.

Точно, тапок. Одна штука. Коричневый. Плюшевый, на правую ногу. Кен подкинул его в воздухе и поймал свободной рукой.

- Оми.

Да, верно, Бомбейская обувка. Кен зачем-то положил тапок на стол, сам не осознавая, насколько это странно выглядит. Хотя... В этом доме нет ничего такого, что выглядело бы странно. Рядом с недоеденным бутербродом валяется обойма от "Ругера", тут же окровавленный носовой платок, на стуле в пластиковой коробке в беспорядке навалены стальные стрелы Цукиено, упаковка презервативов и пачка сигарет. В вазочке для конфет праздничной горкой высятся одноразовые шприцы, ампулы с морфином и антибиотиками, брикеты бинтов на полке для хлеба... На подоконнике две желтые папки с мятыми уголками, - ориентировка на очередного "плохого дядю", - придавлены цветочной рассадой, на которую кто-то бросил наушники рации и плату от лэптопа. Этот кто-то наверняка Цукиено. На полу валяется мятый темный Кудовский плащ и чья-то чашка из-под кофе. Остатки коричневой мутной жидкости растеклись под кухонный стол и поблескивают в темноте. В раковине горой навалена грязная посуда и оттуда же сиротливо высовывается панель сотового телефона. Наверное, опять звонили из налоговой, вот Кудо и рассердился - запустил сотовым в немытые кастрюли. Или... Постойте... Это не Кудо, это Кен вчера убил телефон, да, точно. И звонили не из налоговой, а Персия. Черт, прийдется новый покупать. Ладно, оно того стоило. Оми тогда долго меланхолично аплодировал, когда Хидака швырнул трубку. Да, оно того стоило. Вот Кудо вчера похлеще вывернулся - выдрал Бомбеевскую мышь от компьютера и повесил над дверью. Балинезийцу развлечься захотелось, дрессировщик недоделанный. Но Оми не шибко расстроился. Он вообще теперь никогда не расстраивается. Совсем псих стал.

Мэнкс - вот та да, та расстроилась, когда вчера ей этим грызуном по морде заехало. Так расстроилась, что вместо одной миссии скинула на них в три раза больше. Вместо одного шанса сдохнуть - целых три. А Оми - тот ничего... Айя только долго потом смотрел на Кудо так, что бедолаге, наверное, хотелось пойти повеситься на первом попавшемся приличном шнуре. Неказистые шутки простых парней. Так и развлекаемся-с, да... А Оми - тот ничего.

Внезапно Хидака подумал, что Оми вполне мог бы быть наркоманом. Просто... А почему бы ему им не быть? Парень явно не в себе... То есть - слишком в себе. Кен метнул взгляд на забытый тапок и, подцепив его пальцами, сжал в кулаке.

***********************************

Бомбеец вздрогнул от холодного случайного прикосновения и машинально сел в кровати. Натренированное тело отреагировало прежде, чем разум успел возмутиться "Что за фигня, вашу мать?!" Хидака не обратил на это никакого внимания, продолжая шарить у него под матрасом.

- Подвинься. - Коротко бросил Кен, - Ты мне мешаешь.

- Что... - Пробормотал Оми, никак окончательно не просыпаясь, - Что тебе...

- Да подвинься же!

Оми схватил руку Хидаки за локоть и оттолкнул Кена от своей кровати.

- Я уснул час назад! Какого тебе надо?! - Цукиено, прищурившись, посмотрел на хмурое зарево рассвета, с усилиями пробивающееся сквозь оконное стекло.

- Ты наркотой не балуешься?- Внезапно тихо спросил Кен.

Оми удивился, но виду не подал. Сибиряк смотрел на него такими внимательными серьезными глазами, что о шутках как-то не думалось. Да и какие шутки, когда в пять часов утра вас будит дорогой коллега и устраивает шмон в поисках дури. Это что, такой изощренный психологический приём? Чтобы спросоня - да правду. Мэнкс, что-ли, натравила? Вот сучка. Цукиёно провел тыльной стороной ладони по глазам и взъерошил волосы на затылке.

- Нет.

- Уверен?

Дурак, нашел что спрашивать. Лидокаин они принимают, словно кофе поутру, а уж морфин вообще идет за милую душу. Дурак, нашел что спрашивать...

- Кен, ты пьян, что ли?

Хидака не ответил, бессмысленно уставившись в одну точку. О чем задумался? Черт бы знал...

- Кен, иди спи.

- Не надо, Оми.

Цукиено повернулся к Сибиряку спиной, ворочаясь на сбитых простынях.

- Чего не надо?

- Быть наркоманом...

- Спи иди.

- Я и так... Недавно проснулся.

- Да, - прбормотал Оми, отключаясь, - Да... Иди... М-м-м-м...

Кен взлохматил и без того спутанные жесткие волосы Бомбейца и вздохнул.

- Я тебе тапок принес. Ты его на кухне забыл.

Цукиено промычал что-то нечленораздельное. Кен сел прямо на чисто вымытый прохладный пол, запрокидывая голову и рассматривая белоснежный потолок. Белоснежный потолок, стерильные стены. Как в палате психбольницы... Это извращение. Парню семнадцать лет, а у него ни одного плаката на стене не висит. Ни разбросанной одежды, ни телефонов друзей-подружек, ни горы всякой сраной ерунды, которая обычно валяется без толку в комнатах подростков. Ничего подобного, только компьютер и бессонные ночи в сети. Бессонные бесчисленные ночи растворения в non-real, дарующие иллюзии и десятки сотен жизней, прожитых за один час, сменяющихся одна за другой бессонными бесчисленными, не задерживающимися в памяти nick-name'ами.

Бомбеец не наркоман. Он псих. Как можно так жить? Так жить нельзя. Но живет же...

Хидака протянул руку и поправил сползшее одеяло, открывающее напряженные, красивые плечи малолет... малолетне... Нет, язык не поворачивается.

Интересно, сколько ему лет? На самом деле, а не по бумагам. Человек без памяти, с иллюзорными моральными устоями, со взглядом, устремленным в безграничное будущее. Красивое идеальное будущее, прекрасное уже хотя бы оттого, что как ни крути, не дожить. И нафиг надо. Разве что только, чтобы помечтать.

"Ты сделал убийцей собственного сына"

Кен никогда не слышал этих слов, а услышав, не сильно бы удивился. Рейджи как-никак приходился Персии родным братом. И Оми - яблоко от этой яблони. Так что, верно, удивляться нечему. Это у них семейное.

Человек, в семнадцать лет переживший столько, что впору выдавать ему пенсионное удостоверение. Или орден за заслуги перед отечеством... Бомбеец... Сколько раз в тебя стреляли? Сколько раз промахивались? Тебе везло, пули не любят тебя, бишонен. Глагол "везло" всегда нужно употреблять в прошедшем времени. Работа такая. Бомбеец столько раз танцевал со смертью и столько раз наступал ей на ноги, что она возненавидела этого обаятельного мальчишку. Она плюнула на него, махнув своей нежной ухоженной рукой. Она его послала, послала прямым текстом. Но от него так просто не отделаться. Он снова и снова включает музыку и приглашает ее на танец.

Ему за это платят. Ей это надоело. Она в красном кимоно с полными чувственными губами, она нежная и чуткая, грубая и жестокая, но никогда не прощающая богиня милосердия.

Оми. Звуки твоего имени ничего не значат для тебя. Потому что, как и все в твоей жизни, оно не настоящее. Сколько ты потерял и что приобрел... Самый старый из нас, малыш, самый живой. Говорят, что подростки, дети... Говорят, у них психика ранимая, но гибкая. Быстро ко всему привыкают. Бомбеец привык, он гибкий. Привыкший любить нас и делать вид, что доверяет. Красивый, юный, неунывающий, наиграно-наивный ясноглазый бессмертный стрелок. Мамору. Защитник. Полный псих.

- Кен, сколько времени? - Внезапный глухой голос. А, так он не спал. Он не спал. Он не спит и не уснет, пока в комнате находится еще кто-то...

- Шестой час. Выспался? - Кен повернул голову в его сторону.

- Выспишься тут... - Ни тени упрека. Просто... Ответ.

- Вставать будешь?

- Айя говорил что-нибудь? - Он не поворачивается на другой бок, говорит в стену.

- Нет.

- Тогда не буду.

Кен снова потянулся к светлым блестящим волосам. Оми на ласку среагировал - тихо засмеялся и вытянул руку из-под одеяла ладонью вверх.

- Что? - Не понял Кен.

- Плейер дай. В столе лежит.

- Зомби. - Кен с громким стуком выдвинул ящик стола и достал оттуда маленький mp3-шный плейер.

Оми снова смеется себе под нос. Он не удивляется, какого хрена Сибиряк сидит в его комнате, какого хрена разбудил, ища наркоту, какого хрена поправлял одеяло. Удивляются неожиданному.

- Ты будешь готовить завтрак? - Последний вопрос перед тем, как погрузиться в глубины океана цифровых звуков. Ударение на слово "ты". Кен сказал "Ага".

- Тогда раньше обеда я не встану...

Кен прислонился плечом к железной кровати Бомбейца и совершенно внезапно осознал, что больше всего на свете хочет спать. Просто спать. Без таблеток, без снов, без наступления утра.

Рука Цукиено мягко хватается за отворот Хидаковской рубашки и сжимает ее в кулаке. Ничего, в сущности, не значащий жест ободрения. Придает столько сил.

Кен скрестил руки на груди и задремал. И идите к черту с вашим завтраком. Все равно готовить не умею...

*******************************************

Перекресток. Час пик. Выхлопные газы, дыхание тысячной толпы, смешанное звуком раздувающихся легких, сердцебиение каждого человека вторит соседнему, подпевает ему, ненавидит его, любит его, предает его ежесекундно, потому что не может жить без него.

Сотни улиток волочат свои раковины на гнутых спинах, прокладывают свой гнилой путь по улицам разлагающегося социума, что зовется Городом...

Гигантское скопище ракушек... мидий. Куда не ступи - слышится сдавленный хруст треснутой раковины. Все такие ранимые, блин. Все такие индивидуальные. Все такие... А наступи - изо всех раковин одна и та же гниль прёт.

- А-а-а-а-а-а-а!!

Я напишу на этом месте дождь...

Я не умею рисовать, я напишу...

Я хочу очистить эти улицы от людского смрада, я ненавижу людей, но не могу жить без них, потому что буду бесполезен. Потому что я создан их ненавидеть. Я не хочу быть бесполезным... Я не хочу перестать ненавидеть.

Бесцветная толпа, тонны расплавленного инертного пластилина, вяло переходящие улицу, льющиеся по метро и растекающиеся по своим домам...

- А-а-а-а-а-а-а!

Я чувствую каждого из вас, звуки вашего голоса заставляют меня думать о самоубийстве. Я ненавижу вас. Ненависть - прямой путь, я люблю прямые пути. На этой дороге у меня нет перекрестков. Я испытываю физическое отвращение, слыша ваши мысли. Меня рвет, меня выворачивает слюной, потому что я ничего не ел со вчерашнего дня. Я не ел, потому что внезапно подумал о том, что есть - значит быть похожим на вас. Я могу сойти с ума или умереть от голода.

- А-а-а-а-а-а-а...

Наги посмотрел на немца, медленно оседающего по шершавой грязной стене. Шульдих почувствовал его взгляд и посмотрел подростку в глаза. Наоэ скривился:

- Прекрати орать.

- Иди, погуляй. - Шульдих засмеялся, нежно, радостно, как ребенок. Он сидел на корточках, прислонившись спиной к холоду блочного дома и шарил в кармане в поисках сигареты.

Наги передернул плечами и, не дожидаясь синего на светофоре, неспешным шагом ступил на бетон разлинованой автострады.

- Если ты хочешь, чтобы тебя сбили, стой и не двигайся! - Развеселился Шульдих.

Наги мельком оглянулся. Он стоял на противоположной стороне улицы, цел и невредим. Немец сплюнул и попытался закурить. Зажигалка жалобно выдала синюю искру и сдохла.

- Вот сволочизм. - Шульдих прицелился и запустил ей в плотного невысокого прохожего в сером пиджаке. Прохожий вздрогнул, но шагу не сбавил, да и не смог бы. Людской поток, омывавший берега перекрестка, закрутил серого и он захлебнулся, уносимый в сумерки.

Сумерки.

Шульдих посмотрел в небо. Багровые всполохи кровоточащего солнца предвещали хорошую погоду. Немец вздохнул. Он хотел дождь. Он хотел научиться рисовать...

Какой-то старик в потрепанной куртке легонько тронул Шульдиха за плечо. Немец лениво поднял на него глаза.

- Сигаретки не будет? - Жалостливая просьба.

Немец только сейчас осознал, что держит во рту незажженую сигарету и машинально пытается затянуться.

- Сигаретки? - Руки у старика чуть подрагивали. Пьяница.

Шульдих сплюнул сигарету и взглядом указал на нее. Старик тут же неловко попытался поднять ее, но она раза два выскальзывала из огрубевших трясущихся пальцев.

- Спасибо. - Слезящиеся старческие глаза скользнули по фигуре рыжеволосого равнодушного гайджина и вспыхнули презрением. Шульдих невольно улыбнулся этой искре подавленной гордости. Гнилая мидия, а всё туда же... Ну сволочь, а. Ни тени благодарности, твою мать. А ведь сигарета-то дорогая... Сволочь.

Бездомный поплелся к пешеходному переходу. Светофор сиял желтым.

Цвет ожидания перед переменами...

"Ты старый".

Старик вздрогнул, пугаясь чужому мягкому голосу, шепчущему в голове.

"Ты старый, у тебя нет денег. И не будет. Твоя жизнь - дерьмо. Никто не может тебя в этом переубедить. Некому тебя переубеждать."

Старик остановился. Голос завораживал, поднимая на поверхность спрятанные мысли. Шульдих подался вперед всем телом.

"Дом. Крыша. Свобода."

- Уррр-а-а-а-а-а! - Весело крикнул немец, когда в стоящую рядом новенькую БМВ впечаталось тело старого нищего, пролетевшего пятнадцать этажей к свободе.

- Ура!

Шульдих с кряхтением потянулся к окровавленной сигарете, выпавшей из разорванного рта самоубийцы. "Interessiert mich, kann ich selb am meisten mit Fujimiya machen?" ("Интересно, могу я сделать то же самое с Фудзимией?")

Машина восстановлению не подлежала.

Дыхание тысячи прохожих на секунду замерло, удивилось и испугалось, но тело требовало воздуха и родился вдох, за ним выдох. И так снова, неисчеслимое количество раз.

Суетился только владелец машины. Ему нельзя было опаздывать на работу, а в таком районе города очень сложно поймать такси... Почти невозможно.

Шульдих чихнул - у него замерзли руки.

- Черт, я умею веселиться. - И он снова тихонько засмеялся.

Вдруг... Нет, ему не показалось. Краем глаза, на периферии зрения он увидел... Красное.

Ярко красное. Кроваво-красное на фоне безликой саморастворившейся толпы.

Алое кимоно надетое на голое тело. Босые ноги. Странная прическа.

Она была потрясающа. Худое лицо - обтянутый кожей череп. Очень чувственный, притягательно красивый замазанный белилами рот. Бледная до синевы кожа, тонкие бесплотные руки на фоне обжигающего шёлка.

Шульдих громко свистнул ей, но сони тысяч звуков перехватили свист и она его не услышала.Глубоко посаженные выцветшие глаза смотрели сквозь немца.

- Ты, иди сюда!

Она отвернулась.

- Ну и черт с тобой. - Пробормотал Шульдих.

Почему людей так много? Из-за китайцев? Из-за инстинкта продолжения рода? Черт, да какая, нафиг, разница, почему их много. Важно другое - что с этим делать.

Немец вытянул вперед руку, положив указательный палец на воображаемый курок. Локоть дернулся назад, имитируя несуществующую отдачу от выстрела. Мир закрутился вокруг пальцев Шульдиха, вновь и вновь спускавшего курок. Стрелял по мертвым.

Звуки пианино... Вытцветшие глаза богини милосердия, торгующей наркотиками.

Пешеходы, гуляющие, рабочие, дети, служащие, домохозяйки, старики, - всё сливалось в одородное пятно, огромная амеба, поражающая своей волей к жизни и убивающая своей жаждой смерти. Горы кимберлита, утопленного во влажной глине и стрельба по мертвым из несуществующего пистолета.

Ей-богу, воспаленное сознание сумасшедшего немца порой рождало поистине потрясающие ассоциации. Ему определенно нужно было научиться рисовать. Но ему было лень.

Виртуальный выстрел. Мир остановился, потому что так хотел гайджин с замерзшими руками.

- Я Кэннон. (*богиня милосердия)

Шульдих вздрогнул от неожиданности и посмотрел на полуприкрытые белые колени женщины. Она все-таки подошла к нему.

- Du hatte gegangen! (Да пошла ты!) Мне не нужно милосердие. - Громко сказал Шульдих.

- Я Кэннон. - Повторила японка в красном. - Мне нужно.

- У тебя есть ЛСД? - Шульдих почесал нос. - Давно не пробовал. Что-то его совсем негде достать. Перестали делать, да?

- У меня есть... У меня есть...

Шульдих опустил руку с "пистолетом" на асфальт.

- Как тебя зовут, женщина? Ты сумасшедшая, да?

Она не ответила.

- Du willst schieSen? (Хочешь пострелять?) - Немец вытащил из-за пазухи настоящий пистолет. - "Глок", P80, австрийский. С 82 года пользуются. Старый, говоришь?

Женщина молчала, жадными глазами пожирая мчащиеся разноцветные машины.

- Ja, er ist alt, und was? (Да, он старый, и что?) - Невозмутимо продолжал немец.- Зато легкий. Корпус из пластмассы. Ты удержишь. Да бери, чего стоишь?!

Ствол ткнулся в раскрытую узкую вялую ладонь женщины и выпал из нее, глухо стукнувшись о землю. Шульдих на мгновенье замер, любуясь бессмысленным взглядом собеседницы, потом вздохнул и поднял оружие.

Первый выстрел подкосил шумную энергичную школьницу с забавной взъерошенной прической. Она грузно упала и замерла - выстрел пробил сердце. Никто не заметил этого, потому что так хотел немец. Никто не заметил этого и это было правдой. Люди спотыкались об остывающее тело, которое еще недавно ходило, разговаривало, дай бог - мечтало о чём-нибудь.

Все спотыкались. Потому что не видели.

Шульдих хотел было сказать что-то, но, мельком глянув на худые дрогнувшие пальцы с синеватыми ногтями, осекся. Пальцы женщины действительно подрагивали, но лицо по-прежнему ничего не выражало. Немец, не прицеливаясь, разрядил оставшиеся в магазине шестнадцать патронов. Он смотрел в ее лицо, телом ощущая, как очередной девятимиллиметровый покидает ствол.

- Дождь. - Тихо сказал Шульдих, когда спусковой крючок стал отзываться холостыми щелчками. - Hier war der Regen. (Тут прошел дождь) Дождь из "Парабеллумов". Тебе понравилось?

Ответа не последовало.

- Просто скажи "да", идиотка. - Раздраженно приказал Шульдих.- Ты и вправду какая-то дурная. Ich werde dich mit dem Iren bekannt machen. (Я познакомлю тебя с ирландцем.) Он сделает тебе татуировку... Ха-а... Ему нужна подружка, я думаю. Ты бы ему подошла.

Он полез в потайной карман за новой обоймой.

Кэннон вздохнула и, оглянувшись на землю, присела рядом с немцем, притулившись к нему обнаженным плечом.

Солнце медленно исчезало за горизонтом, не оставляя после себя даже багрового шлейфа окрашенных закатным светом облаков.

Немец и женщина молча смотрели на тела убитых и агонию раненых.

- На что-то похоже. - Задумчиво изрек Шульдих, когда очередной банковский работник споткнулся о запрокинутую голову мертвой школьницы. - Что-то это мне напоминает. Ich bin der groSe Philosoph. (Я великий философ). Я вообще великий, только Кроуфорд этого не знает. Но я ему скажу. Он обязан знать. Тогда он, может быть, согласиться со мной переспать. Anders habe ich keine Zwecke in Lebene. (А то совсем никакой цели в жизни) Эй, должна же у меня быть цель в жизни, как думаешь?

- Дай. - Хрипло попросила женщина. Шульдих расслабленным жестом протянул ей пистолет.

- Брэд вообще довольно равнодушный к моим талантам. - Шульдих оперся кулаком о подбородок, - Я бы убил его, но он хорошо зарабатывает деньги. Я люблю деньги. Наги любит бить стекла. Кроуфорд любит работать. Джей любит священников... Wir sind so verschiedene, die Plinse, aber doch wir zusammen. (Мы такие разные, блин, но все-таки мы вместе.) Ха.

Кэннон почему-то пристально прислушивалась к его словам. Странным образом это польстило Шульдиху.

- Понятия не имею, что бы я без них делал. - Немец прокашлялся и добавил писклявым голоском, - Жизнь прекрасна, когда есть друзья. У тебя есть дру...

Женщина поднесла пистолет к своему виску и выстрелила.

- О-о-о... Heute einfach irgendeinen den Feiertag... (Сегодня просто праздник какой-то...) - Немец даже не вздрогнул, когда кровавые брызги окрасили его лицо. Тело богини милосердия завалилось на бок, некрасиво выгнув руки. Кровь хлестала фонтаном. Новый светлый плащ немца был безнадежно испорчен.

Шульдих вытер руки о рубашку, резким движением поднялся и побрел искать Наоэ.

*************************************

Айя смерил взглядом унылого полусонного Хидаку.

Смерил взглядом и ничего не сказал, отворачиваясь к пакету с суперфосфатом. Сегодня привезли, надо вскрыть и развести. А то эти чертовы лилии снова начнут вянуть. Нельзя, чтобы завяли лилии. О-Сэн покупает их каждый день.

- Кен, воды принеси. - Весело гаркнул Йоджи.

Хидака на автопилоте поднялся и поплелся за ведром в подсобку.

- Он проспался? - Зевая, спросил спускающийся по винтовой лестнице Оми.

Йоджи потянулся и переспросил:

- Проспался? Кто?

- Кен.

- Не похоже. А что?

- Ладно, не важно.

Не важно.

- Всё, ребята, я пошел. У меня сегодня будет выходной. - Йоджи снова потянулся и встал со стула. - Я так решил. И, Оми, хватит так выматывать Хидаку, а то он работать не сможет.

Цукиено, не глядя, запустил в Кудо подставкой для цветочного горшка. Кудо не стал уворачиваться, только рассмеялся.

- Вот кого бы я пустил на удобрения. - Хмуро высказался Оми, когда дверь за Йоджи захлопнулась.

- Оми, приготовь завтрак. - Коротко бросил Айя.

---

For Schuldig

У меня никогда не бывает действительно хорошо... Прости...